Ракетный гром

— О, поэтому и дали отвод. — загоготал Цыганок. — Прав был старший лейтенант Малко, когда на том собрании сказал обо мне: «Цыганок? Товарищи, я считаю не серьезно выдвигать его кандидатуру на секретаря, заместителем еще можно. Нам нужен не баешник-весельчак, а комсомольский деятель, воспитатель молодежи». — Цыганок вдруг как-то потускнел, подошел к окну и, не оборачиваясь, сказал: — Человек з перцем. В первый раз слышу... Ну, а как ефрейтор, что он значит в ракетных войсках? — Голос его чуть дрожал. И эта дрожь испугала сержанта. Добрыйдень подбежал к Цыганку и, волнуясь, спросил:

— Что с тобой, Костя? Может, кто обидел?

- Вася, а ведь я действительно решил поступить в военное училище.

— Это хорошо. Костя! У меня тоже такая думка.

— Хорошо! Теперь скажи: кто меня вызвал на соревнование? Кто?

— Рядовой Гросулов.

— Он же салажонок. Разве это серьезно? Мне подай такого соперника, с которым можно было бы потягаться и что-то приобрести. Хорошенькое соревнование: я ему знания, опыт, а он мне дырку от бублика. Ничего себе деятели, ничего себе воспитатели молодежи, организовали соревнование.

— Костя, ты не прав. — Добрыйдень, подумав, начал горячо доказывать, что обязанность отличников учебы помогать отстающим и что социалистическое соревнование — это не конкуренция, в которой одни наживаются, другие гибнут. Он говорил долго и под конец, увидев, что Цыганок немного повеселел, сказал: — Ты мастер своего дела, разве твои знания убавятся, если ты другому будешь помогать? Мастер потому и называется мастером, что он имеет учеников и работает лучше их. И прошу тебя, никогда не называй рядового Гросулова салажонком. Это просто не по-товарищески. Понимаешь меня?

Подвижные глаза Цыганка то блекли, то вспыхивали. В душе его происходила борьба: Цыганок опасался, что, помогая первогодку, он может отстать в учебе, и это в то время, когда он твердо решил поступить в училище, а для этого ему нужно находить в твердо спресованных солдатских сутках свободные «окошечки» для подготовки. Но это был Цыганок, тот самый Цыганок, которого боязнь трудностей посещала очень редко и то лишь на мгновение — придет и тут же улетучится бесследно.

— Я этого генеральского сынка обую в тапочки «ни шагу назад». Есть такие шлепанцы, Вася, в которых можно идти только вперед, назад — они соскакивают. Пашка Волошин хорошо знает, что это такое. Пришел он в армию, как известно, сектантом. Его начали просвещать классиками марксизма-ленинизма. Районный лектор Кукушкин говорил ему: «Религия — опиум народа». А Пашка молчал, потому что этот «опиум» ему так же понятен, как старой монахине устройство ракетной установки.

Наш тогдашний секретарь комсомольской организации сержант Околицын — не знаю, чем я ему понравился, — прикрепил меня к Волошину, сказал: «Костя, артиллерия без математики ни шагу вперед, а у тебя девять классов образования, подсобляй товарищу Волошину».

И началась работа. Ты, говорит, сатана, — Пашка-то на меня. А я в ответ: «Нет. Пашенька, нет бога там. Летал Гагарин за облака, посмотрел космос — одно пространство, а бога не обнаружил».

Невзлюбил меня Волошин до невозможности. Я и виду не подаю, называю его «брат Пашенька». В госпиталь вместе попали — я обгорелый, колхозных коров спасал от пожара, Волошин обмороженный, заблудился в пургу. Врачам велел, чтобы меня положили рядышком с обмороженным солдатом. Утром проснулся Пашка и крестится: «Сгинь, сгинь, сатана». Что ж ты, говорю, на своего товарища так лаешься, аль не признал? Это я, Костя Цыганок...

Потом подружились, да так, что Павел стал читать мне письма от своих «братьев во Христе» и ругать их вслух... Прозрел. Теперь классный механик-водитель. Но ведь этот музыкант, Виктор Гросулов-то, с ним, наверное, труднее будет. Музыканты — они как алкоголики, говоришь: нельзя сейчас играть, повремени немного, займись другим, а он: «Баян мне важнее, чем ваша ракета». Умник нашелся.

Я нe против музыки, но разве врага концертом уймешь, остановишь? Агрессор — он такой: одной рукой подписывает договор на культурное сотрудничество, другой швыряет бомбы на вьетнамскую землю. Вот оно как в жизни происходит, — тихо заключил Цыганок и потянулся за уставом, полистал, спросил, не поднимая головы: — Не пойму, чего он ко мне липнет? Как будто во втором взводе не с кем поговорить. Перевели бы его в наш взвод...

— Ничего, Костя, мы с тобой отвечаем за всех, — отозвался сержант. — Пусть липнет. Это хорошо, когда идут к комсомольскому руководителю. Радуйся, когда уважают, потом он скажет тебе спасибо, как Волошин говорит.

— То же Волошин, а этот сын генерала, а у меня подход ко всем один: поворот через левое плечо и — не нарушай, направо тоже по команде.

XIV