Ракетчики

— Толя, наши дети станут рабами американцев, а внуки — секс-игрушками. Этим тварям я некоторые вопросы не задавал. В этом квартале я уже «резвился» подобным образом три недели назад. Милиция их крышует. Предлагаю в следующий раз заглянуть к ментам. Пойдём, у этого спросим.

— Эй, кто вас крышует из ментов?

— Наш участковый, лэйтэнант Пономарь.

— Слышал? Только учти, этот лейтеха — никто, шестёрка. Он несёт наверх, те — ещё выше. Чтоб ты знал, в Ставрополье, у Горбача была кличка: Миша-конвертик. Врубаешся? Наша система прогнила насквозь, поэтому Союз и развалился. В том числе: поэтому.

— Меня сейчас стошнит.

— Ладно, этих я сам, но с условием: ты не придуриваешься, а зажимаешь яйца посильней и смотришь. Пойдём, время.

Этих зарезал сам. Толик кривился, но выдержал. Не блевал. И то хорошо. А ночь-то — длинная! В следующем «таборе» я его «размочил», если так можно выразиться. Там, даже после всех зарезанных детей, тайники не сдали. Тогда я нашёл их с помощью волхования: «Ценности в одном тайнике»? (Нет). «В двух», — (да). «Один из тайников в доме»- (да), «В этой комнате?» — (нет). Так и двигался. Не намного дольше, чем через пытки, меньше садизма… Нашли мы всё. Было немало. Толик не выдержал.

— Звери! Даже своих детей дешевле золота ценят! Этих я смогу!

Смог, конечно. Но неумело. Перепачкался кровью. Но на то мы и «рыбаки». Плащи прорезиненные, сапоги резиновые. Однако нужно будет потом его поучить работать ножом.

— Ты вот о чём подумай, Толя. Сколько русских детей не было рождено, а может, даже абортировано, из-за этих денег? Зашла цыганка, загипнотизировала молодуху, погадала, так сказать. А жила семья на съёмной квартире. Раз — и нет шанса на кооператив. А государственной квартиры лет десять-пятнадцать ждать. Хорошо, если такая семья после этого не распадётся и хоть одного ребеночка заведёт. Но многодетной — точно не станет.

В третьем доме нам всё отдали сравнительно быстро. Юревич начал колебаться.

— Пойми же, сынок, из яиц кобры выводятся только кобры! Допустим, мы сдаём банду ментам. Родителей садят пожизненно. Так не бывает, но пусть. Дети по нашим законам сесть не могут. Их отдадут родственникам. Кто будут родственники, и как они этих детей воспитают, угадай с трёх раз?

— Я понял, Владимирович. Трудно мне.

— Ладно, давай банк ограбим. Только там придётся застрелить трёх русских инкассаторов. Пойдёт?

— Нафига нам, вообще, эти деньги?

— Наивное дитя! Ты не знаешь, как делаются революции. — Судя по всему, Юревич уже преодолел противоречие восприятия: реагировал на меня, как на старшего, несмотря на моё молодое тело.

— Хорошо, убедил, только, можно, я детей не буду? Взрослых — я, детей — ты, добро?

— Добро.

Слова-то, какие! Добро — это в правильную сторону развёрнутое зло. Вот такой я философ. Добили, убрали следы, сели в машину, привели себя в порядок на съемной хате, уехали с добычей в направлении площади Островского. Дождались электрички.

— Александр, во всех детективах показывают, что опытный преступник выбрасывает оружие после преступления.

— Ты про лук?

— Да, несколько противно было вырезать стрелы из собак, но это ладно. Почему мы его не выбросили?

— Телевизор часто врёт. Вот сам подумай, у нас на руках гора побрякушек, денег, сберкнижек. Как ты думаешь, менты совсем тупые, не сложат два плюс два, не свяжут убитых цыган с этим всем? Так что лук или пистолет — очень малый довесок. Может ещё пригодиться.

Старая дорога на трамваях к бабушке и дедушке. Никаких такси. Узок круг рево… нет, вокзальных таксистов. Они там работают, почти как у станка. Это значит, что если особо одарённый милиционер выйдет на примерное место и время, то таксист приведёт почти к дому. А так — уехал на трамвае. Дольше, но: тише едешь… Представил Юревича, оставил шмотки, деньги, принял, за чаем, краткий отчёт стариков. Ух, деятели! Уже обналичили около ста пятидесяти тысяч с книжек. Скупили грамм двести ювелирки. Слишком хорошо — это не хорошо.

— Дедушка, не гони так сильно. Можете засветиться. Даже не знаю, перед кем хуже: перед ментами или бандитами. В любом случае, если такое случится — звоните Юревичу или прямо мне, в часть. Можете маме, я сегодня еду к ней, введу в курс дела. Она будет дозваниваться.

У мамы есть городской телефон, а у бабы с дедом — нету. Есть кабинка метрах в двухстах, но та не всегда работает. Дал деду все телефоны нашей команды, договорились об условных кодовых словах. Номера телефонов приказал выучить наизусть и потом сжечь.

— Ба, деда, всё, я к маме. Толик, завтра, часов в девять, звоните с кабинки на мамин телефон. Скорее всего, завтра и рванём в Москву, но мало ли как там, у матери, разговор пойдёт, может, не успеем, тогда ещё на денёк задержимся. Лады?

— Да, ты там по девкам не загуляй.

— Не боись, я не такой.

— Деда, улов пересчитаете, перевесите — дадите Толику потом тысяч триста. Нам в Москве взятки давать. Кто его знает, их московские тарифы, но должно хватить.

— Пока, внучок.

— А бабушку поцеловать?

— Пока бабуля, всё было вкусно, благодарю.