– Ну и что? – пропустил колкость мимо ушей Костя. – КГБ бы тоже ловил дезертиров и.
– Ты знаешь, что с ними будет? – перебил его Ахмед, мотнув головой куда-то в сторону.
Костя кивнул. Еще бы не знать. Пацанам грозил трибунал.
– А ты знаешь, что их колонну подставили?
– В каком смысле?
– В том смысле, что информацию о колонне слили боевикам заранее, потому что техника, на которой эти пацаны ехали, была уже продана чеченцам. И деньги давно были выплачены. Деньги немаленькие. За такие не «кидают». Несколько новеньких БТРов плюс оружие, от калашей до ракетных установок. Только не спрашивай меня, откуда я это знаю. Знаю, и всё. Сопровождающие колонну были зелеными пацанами – такие разбегаются при первых выстрелах. Тут гадать не надо. Стреляли, кстати, только по людям. Технику зря не царапали. А ребят всех положили. Их жизни продали вместе с техникой. Правда, техника стоит денег, а их жизни – так… необходимая упаковка. Ты, когда телевизор покупаешь, не думаешь о том, сколько стоит коробка. Коробка – мусор. Как телевизор распакуешь, так ее и выкинешь. Вот и пацанов этих так же. Разыграли небольшой спектакль. А ты их сейчас арестуешь и под суд отдашь. Их, конечно, обзовут дезертирами, много высоких слов наговорят: о чести, брошенном оружии и прочее. Впаяют пару лет. И они будут сидеть. Хотя и этому будут рады, потому что живы. А те, кто с ними ехал, те уже даже сидеть никогда не будут. Они будут там, в ущелье валяться, пока их кости не истлеют. А какой-нибудь генерал построит себе новую дачу. А когда его переведут в тыл, будет приглашать на эту дачу боевых товарищей на шашлыки. И поднимут они тост за простых русских ребят, которые сложили головы на той ужасной войне. А эти двое будут в тюрьме вариться. Или париться. Как там у вас говорят? А потом выйдут, полные любви и уважения к правосудию. Но сейчас они здесь. В подвале. И ты пришел их забрать. Ну что же. Забирай.
Повисла пауза.
«Хорошенькое "забирай" после такого монолога», – мысленно хмыкнул Костя. Спорить не хотелось, да и о чем?
Яснее ясного он вдруг понял степень собственной наивности, если не сказать слепоты. Конечно, вокруг идет игра. Только игра эта странная и совсем для Кости не увлекательная. Потому что играет не он. Играют другие. И играют им.
После этого разговора с Ахмедом Костя постарался пересмотреть свои взгляды. Но чем пристальнее он вглядывался в тех, на чьей стороне играет, чем скрупулезнее изучал правила этой игры, чем старательнее пытался постигнуть логику происходящего, тем чаще ему хотелось выйти из игры к чертовой матери или, на худой конец, быстрее проиграть, лишь бы все это закончилось. Он вдруг понял, что слишком скептичен и рассудителен, что никаких правил нет – какие там, к черту, правила, если один шахматист пытается двигать фигурками по доске, а другой норовит укокошить соперника этой доской? Но самое страшное – он понял, что ни у одной из сторон нет реалистичного понимания цели игры. То есть победы. Только дураки считают, что главное – не победа, а участие. Настоящий игрок всегда играет ради победы. Проблема в том, что в идеале победа всегда подразумевает торжество справедливости, истины или, на худой конец, здравого смысла. Но в игре, что происходила там, победа ничего из вышеперечисленного не подразумевала. Правила игры все время менялись, цель все больше превращалась в фикцию, а время игры безбожно растягивалось. Чины повыше зарабатывали деньги, рядовые за эти деньги умирали. Игра на поверку оказалась бизнесом, игроки – партнерами, а пешки, образно выражаясь, курьерами, которые, рискуя жизнью и свободой, перевозят в желудке пакетики с героином, чтобы кому-то там слаще жилось. Дурацкая торговля оружием, принципами, идеалами и людьми. В общем-то, тоже игра, но с какой же убогой целью!
Но это позже. Тогда, у Ахмеда, он только начал постигать реальность, и потому задал всего один, последний вопрос:
– А зачем ты им помогал? – спросил Костя, глядя собеседнику прямо в глаза. – Не из любви же к русским? Ты, поди, нас так же ненавидишь, как и все чеченцы.
– Нет, не из любви, – покачал головой Ахмед.
– И не из корысти, – добавил Костя.
– И не из корысти, – эхом отозвался Ахмед.
– А зачем?
Костя уже приготовился к привычному «Вам, русским, не понять» или «Так Аллаху было угодно», но Ахмед ответил неожиданно. И просто.
– Понимаешь. Вдруг и мой сын когда-то в России застрянет. Пускай и ему тогда встретится кто-то вроде меня.