Рай под колпаком

— Тайн, в вашем понимании, нет. Просто детям запрещено совать пальчики в электрическую розетку. Может сложиться неправильное мнение об электричестве, и негативное отношение к нему сохранится на всю жизнь.

Мягко сказал, пожурил чуть ли не по-отечески, но ударил по самому больному месту. Сжав зубы, я промолчал.

Ремишевский, продолжая поддерживать меня под локоть, повел к «Жигулям».

— Чего вы суетитесь, что выискиваете? Разве вам плохо живется в особняке? Условия прекрасные, одежда на любой вкус, телевизор, компьютер… Рыбалка — пожалуйста! Максимум через полгода сможете поехать в любой уголок Земли. Хоть в вояж, хоть навсегда. Живите и радуйтесь. Вон как писатель живет — любо-дорого посмотреть, — приторно-ласковым голосом увещевал он. — Что вам неймется, чего не хватает для полного счастья? Подруги? Не обещаю, но постараемся. — Он открыл дверцу машины. — Езжайте.

Ни слова не говоря, я сел в машину. Подругу он мне, видите ли, предоставит… Иронии в обещании «бабу найти» я не почувствовал.

— Возьмите, — сказал Ремишевский и положил на колени видеокамеру. — Нам она не нужна, а вам пригодится. Всего доброго.

Я с треском захлопнул дверцу и тронул машину с места. Настроение было таким зверским, что хотел рвануть напрямую с косогора и — будь что будет. Повезет — душу отведу, разобьюсь — и черт с ней, такой жизнью! Но машина меня не послушалась, фары почему-то не загорались, а автопилот не захотел отключаться. Видимо, не только пары алкоголя улавливали сенсоры, но и оценивали психическое состояние водителя. А я был на грани срыва. И чего я боевую подсечку сразу не провел? Неуверен, что удалось бы набить морду Ремишевскому, но душу бы в драке отвел.

Я уже был на полпути между кладбищем и предместьем, как вдруг почувствовал, что на заднем сиденье кто-то зашевелился, и тут же мне на голову натянули плотный шерстяной мешок.

— Сиди и не рыпайся! — приказал голос. — У нас всего минута, от силы — две. Эта шапочка экранирует эмоциональный фон, по которому Ремишевский тебя отслеживает.

Те же руки, что натянули шапку по самый подбородок, начали закатывать ее на лоб, освобождая рот и глаза.

— Глотай! — Я ощутил, что губ коснулся скользкий, остропахнущий комочек. — Не жуй, а глотай не раздумывая! Процедура не из приятных, зато потом шапочка будет не нужна. Ну же!

Рука придавила слизкий комочек к плотно сжатым губам, и я, интуитивно поверив «налетчику», открыл рот и попытался проглотить. Комочек застрял в горле, и, если бы не подзатыльник, отвешенный сзади, вряд ли бы мне это удалось.

— Кх… кх… кх-то вы? — заперхал я.

— Некогда объяснять, время вышло! Езжай дальше как ни в чем не бывало и не останавливайся.

В салон ворвался ветер, хлопнула дверца, спружинили рессоры, и нежданный попутчик выпрыгнул на ходу. Я последовал его совету, не стал тормозить и даже не посмотрел в боковое зеркальце. Что можно разглядеть в кромешной тьме?

Наглость «налетчика» меня изумила. Надо же — второй раз рискнуть проделать один и тот же прием с одним и тем же человеком! Но, немного подумав, я понял, что никакой наглости в его действиях не было — только трезвый расчет. Он знал, с кем имеет дело. Это обыватель, один раз побывавший в подобной переделке, потом всю жизнь будет вначале открывать заднюю дверцу, чтобы проверить, нет ли кого в салоне, и лишь затем усаживаться за руль. Такие же, как я, уверены, что дважды снаряд в одну и ту же воронку не попадает. На старших курсах спецшколы аналогичные ситуации, несомненно, рассматриваются, но я, к сожалению, недоучка, многое теперь приходится постигать, проверяя на собственной шкуре.

Машина остановилась метров через пятьсот. Знакомый эффект — нечто подобное я ожидал после разговора с «налетчиком». Наперерез «Жигулям» с крутого склона косогора спрыгнул стопоход, застыл метрах в десяти впереди и осветил меня ярким светом. Все четыре дверцы «Жигулей» распахнулись одновременно, причем видел я только Ремишевского возле своей дверцы, а у других стояли призрачные фигуры.

— Где он?! — заорал Ремишевский.

— Кто — он? — тихо спросил я.

Мы словно поменялись ролями: теперь я был само спокойствие, он — само неистовство.

Ремишевский заскрипел зубами и в бессильной ярости сорвал с моей головы шерстяную шапочку.

— Опять успел уйти…

Он постоял немного, играя желваками на скулах, рассмотрел шапочку, помял ее в руках.

— Хм… Экранирование… — Он протянул ко мне руку, провел ладонью над головой. — Ладно, пусть так. Все равно ты у нас, как на ладони. Запомни — что бы муравей ни делал, никогда из-под стакана ему не выбраться. Спрячь жвала, никого ты не укусишь. Последний раз советую — пей, ешь и развлекайся. Всю жизнь так поступал, чего тебе теперь захотелось?

Он бросил мне на колени шапочку, развернулся, быстро прошагал к стопоходу, вскочил в него вместе с призрачными тенями, и они умчались.