Рай на земле

– В отеле, на ресепшн. Не знаю кто, какой-то молодой человек… сказал, что его попросили и что это очень важно…

– Вам дали какой-то адрес – и вы туда сразу поехали? В такое место?

– Я не знал, что далеко… думал в центре… интересно было, что это значит… очень странно!

«Еще бы не странно, – думал сидевший в ногах постели Назым, – ничего ты не думал, дорогой мой. На твоем плане города та улица отмечена, значит, туда ты и собирался, а не в центр! И говорить можешь – а зачем притворяешься? Туда только за дозой ездить – вот и все дела. Правда, доктор уверяет, что наркотиками ты не балуешься, значит, очередной курьер, что ли? Ох, беда с этими приезжими: то тонут, то вляпаются во что-то! По-хорошему надо бы его ребятам из наркоотдела показать. И ведь как все обставлено: в шикарном отеле живет, с женой, все как у людей – а туда же! И что чуть не убили его – тоже их внутренние разборки. Или недоплатил, или нарушил чего… так что рассказывай, милый, рассказывай свои сказки! Таинственный незнакомец в машине – надо же! Кому другому – только не мне!».

29

К утру Лидия Дмитриевна совсем расклеилась.

Она любила это словечко: «Ну-ну, что это мы расклеились?» – говорила она особо капризным или сложным пациентам. «Он вчера промок и сегодня совсем расклеился», – это отнюдь не означало, что тот, о ком она говорила, был из картона, нет, речь шла о сильной простуде. «Она так переживает, плачет, совсем расклеилась», – это о слабых, не умеющих держать удар натурах.

Теперь этим словом можно было определить ее собственное состояние.

Спать она не могла, действовать, что-то предпринимать хотя бы для собственного успокоения было невозможно, и она провела совершенно безумную ночь, отключив телефон, чтобы отделаться по крайней мере от свекрови. Та названивала через каждые полчаса, и Лидии Дмитриевне, в конце концов, пришлось сказать ей, что Олег пропал. Конечно, этих слов она не употребила – сделала вид, что это у них в порядке вещей: ушел куда-то, не поставив ее в известность, что тут такого особенного! Появится, никуда не денется.

Беззаботный тон давался нелегко, удовлетворенные интонации старухи приводили в бешенство. Она не могла ни лежать, ни сидеть, словно эти привычные положения подчеркивали ее бездействие: как можно спокойно лежать, когда надо что-то делать, что-то предпринимать, с кем-то говорить, как можно просто сидеть, когда с Олегом неизвестно что случилось?!

Она уже твердо знала: случилось.

Иначе быть просто не могло.

Даже ревность отступала перед доводами рассудка: он не настолько глуп и беспечен, чтобы, закрутив какой-то, пусть самый страстный и невероятный роман, не позаботиться о собственной безопасности. Он прекрасно мог скрыть от нее что угодно – и почему-то не сделал этого.

Значит, здесь что-то другое.

Красавица-менеджер, которую она готова была подозревать наравне с любой обитательницей соседнего отеля, отнеслась к известию об исчезновении Олега совершенно равнодушно. Нет, не в том смысле, ей это, безусловно, не понравилось, и она что-то обдумывала и старательно делала вид, что ее это не касается, но это все было не то.

Лидия Дмитриевна смотрела внимательно, поскольку все равно не понимала, что она говорит, и чувствовала, что слова эта девица произносит по привычке, как и улыбается, но, сколько она ни приглядывалась, она не заметила ни малейшего проблеска ни вины, ни знания, ни настоящего чувства. Видно было, что больше всего ей хочется избавиться от возникшей проблемы, которая лично к ней не имеет никакого отношения.

И в полицию звонить не стала. Правда, дала телефоны Вере, и та позвонила, и что-то объяснила, и доложила о проделанной работе, но Лидия Дмитриевна понимала, что и полиции не нужен никакой пока еще даже не пропавший, а просто где-то задержавшийся или загулявший иностранец, и то, что они пообещали Вере, было, скорее всего, тоже не более чем вежливыми отговорками. Мол, утром, если блудный муж не обнаружится, пришлют кого-нибудь за фотографией и займутся поисками.

Да она не доживет до этого утра! А если и он… вдруг ему нужна срочная помощь – прямо сейчас, а не утром!

Она ходила по номеру, то надеясь, то переставая надеяться.

То ей казалось, что вот-вот появится Олег и все объяснит, и скажет, что напрасно она поддалась панике, что у него всего-навсего что-то с телефоном, а был он там-то и там-то и выбраться оттуда раньше не было возможности. То она вдруг понимала, что ничего этого не будет, потому что он не мог в здравом уме и твердой памяти оказаться в таком месте, откуда нет возможности ни позвонить, ни выбраться.

Нет таких мест, откуда нельзя позвонить и выбраться, нет и быть не может!

Если, конечно, ты не в плену, не взят в заложники, не попал в аварию, не лежишь без сознания… далее везде: этот страшный список продолжался до бесконечности.

И она металась по номеру, не находя себе места. Надо было с кем-то поговорить, но нельзя было допускать, чтобы эта милая пожилая дама просидела с ней всю ночь, и Лидия Дмитриевна, с трудом взяв себя в руки, уговорила ее уйти.