Рай на земле

– Елена Георгиевна? – почему-то ее покоробило от «старушки». – Она днем на пляж не ходит, слишком жарко.

Если сейчас встать и пойти к морю, он непременно увяжется следом. И уплыть не удастся, так что нечего и надеяться изобразить Ундину. Печальную Ундину, брошенную своим рыцарем ради какой-то… Брунгильды, что ли? Умела бы я хорошо плавать… а то еще утону, как та несчастная немка. Кажется, он сказал, немка… вот ведь судьба! Опять как у Бродского: «…по торговым он делам сюда приплыл, а не за этим»!

Не за смертью.

Наверное, это и называется, что человек «внезапно смертен», как сказано у другого известного классика, и что неисповедимы пути…

– Валерий, – с непонятно откуда взявшейся решительностью Вера перебила какие-то нерасслышанные фразы и встала, – вы вынуждаете меня уйти в номер, а мне этого совершенно не хочется. Я приехала отдохнуть, повторяю вам. И если я одна, то это потому, что мне нужно побыть одной, понимаете?

– Верочка, он совершенно безнадежно женат, вы заметили? В отличие от меня…

– Боже мой, да меня совершенно не интересует, кто из вас женат! Я… я скоро обращусь к администрации отеля, – сказала она голосом склочницы. – Оставьте меня в покое, в конце концов!

– Хорошо, хорошо, Верочка, ну что вы, право? Вы не в духе, я все понял, уже ухожу! Это вас, наверно, утопленница расстроила?

– Какая?.. Ах, да… а вы откуда знаете?

– А вот так! Не все меня презирают, как вы! Ваша старушка рассказала своей подруге, а та уже мне… мы с ее приятелем, – Валерий выразительно подмигнул, – вчера в бильярд играли, заодно и с ней задружились. Если передумаете, Верочка, только мигните, я тут неподалеку…

Он говорил еще что-то, потом говорил уже в отдалении, обращаясь к каким-то девушкам, его голос и невыносимая самоуверенность интонаций так и лезли в уши, – господи, хоть бы море шумело, так нет же: полный штиль и благодать!

Вчера вечером все-таки были волны. Моря без волн Вера не то чтобы не любила, просто, тихое и гладкое, оно было ей неинтересно. Вчера море помогло ей: она не выдержала бы этого ужина, если бы не могла иногда отводить взгляд и смотреть на белые кружева пены на черных волнах.

Как это странно говорится: пена кружев, кружева пены… это было у моря, где какая-то пена… ажурная, вот какая, поэтому и кружева вспомнились! Это было у моря… у самого синего моря…

Тогда тоже было море.

Советских специалистов иногда на него вывозили, потому что в том диком районе, где они вместе с турками и почему-то венграми возводили какую-то очень индустриальную штуковину, никакого моря, разумеется, не было. Их возили в маленький курортный городок, расположенный на берегу Мраморного моря, с забавным, каким-то не турецким названием Муданья. «Слово из пяти букв: житель города Муданьи!» – упорно острили наши инженеры и обижались, если не все из слышавших шутку смеялись. Вере и в первый-то раз смеяться над подобной игрой слов не хотелось, но после третьего, пятого, десятого раза эта «Муданья» ее просто бесила. Так же как ежедневные подколки тех же инженеров на автобусной остановке: этих остановок в их наскоро построенном поселке было всего две, и на той, где все советские дожидались своего автобуса по утрам, было написано «DURAK-1». То, что «остановка» по-турецки «дурак», само по себе было предметом и поводом постоянного веселья, но интереснее всего было, разумеется, подкараулить ничего не подозревающего товарища по партии, мирно ожидающего автобуса, и сфотографировать его под этой замечательной надписью, и потом с радостным смехом демонстрировать снимок всем, кому не надоело веселиться.

Вере надоело почти сразу. Этот невыносимый Валера с невыносимой фамилией почему-то напоминал ей тех записных шутников и мешал вспоминать о том, о чем хотелось.

Вместо моря в Муданье – прелестном городишке, где всегда было ветрено и свежо, даже в самую жару, и море плескалось и билось о невысокие скалы берега, а не лежало скучное и на все готовое, как здесь, – вместо того моря и того, как им с Энвером впервые удалось остаться наедине, именно там, в Муданье, и как соленые брызги летели на них, и Вера боялась, что обгорит на всю оставшуюся жизнь, – вместо всего этого в голову лезли «дураки» и «жители города Муданьи».

Валера, мегера… еще химера… так они когда-то звали учительницу химии, ту еще мегеру. Надо же, что можно, оказывается, вспомнить!

И тут она вспомнила совсем другое.

Она же видела одну утреннюю купальщицу – немолодую женщину, которую она даже перепутала с Еленой Георгиевной. Теперь-то она бы ее ни с кем не спутала, свою новую знакомую, за два дня ставшую старой и привычной, но вчера…

Господи, неужели это было только вчера?!

Может быть, надо сообщить этому полицейскому – вдруг это для него важно, вдруг та женщина что-нибудь видела, вдруг…