Просфора положена обязательно. Просфора, она защищает нас ото всего: от темной силы защищает просфора. Вот в этих местах, да, где черви, там уже я видел и своих, вот, которых знал в жизни. Людей, которые уже ушли из жизни, видел их. Видел их в аду, в этих местах. Видел дядю своего, двоюродного брата видел за курево, там, где курильщики. Курил. Там комната, такая комната, она, можно сказать, обычная комната. И дым оттуда не выходит. Такой там дым, в котором души задыхаются… Кашляют, да, слезы у них идут от этого дыма. И там еще находится, в этой как бы камере, да, в этой комнате, бес, который курит. Такая сигарета, где-то с полметра сигарета… Он курит, и жжет эти души. Они кричат, задыхаются в этом дыму, а он жжет их, просто мучает. Измучает до изнеможения, эта душа падает, он подходит к другой, и начинает мучить.
Когда меня подвели туда, Ангелы сказали этому вот бесу, сказали: отойди, что вот мой брат, мы должны поговорить. А они вот еще и назло это делают: видят, что… ну, настолько эта злость бесовская… начал еще сильнее его жечь. Так вот издеваться над ним. Потом Ангелы отогнали этих бесов. Отогнали, и вот мы немножко поговорили с братом со своим. Он сказал, что, как вот попал сюда, как наступила смерть, и по грехам его ему здесь место определили. И что устал здесь. Говорит, вот видишь, как здесь трудно, как здесь тяжело. Что здесь невозможно даже существовать. В этом дыму и в этих…
Да, он умер своей смертью. Где-то шестьдесят три ему было. Курил, курил он, да.
Самоубийц видел. Много мучений там, про которые и рассказать-то очень непросто. За них вот, как вы знаете, даже и Церковь не молится. Там… так страшно вспоминать… Богом дано, что человек, он сам себя не должен уничтожать. Сам себя. Жизнь — дар Божий. И это невозможно — себя убивать или подвергать смерти. Если это приходит она, где бы не было: на войне или в каких-то ситуациях, то это, значит, так и должно быть. Если человек убивает один другого, снимается грех. Вот, который убивает человек, он берет грехи на себя.
Ангелы сказали, это еще не все. Увидишь еще своих детей. Абортных детей. Вот. Эти души, они растут. Растут так же, как и на Земле. Достигают такого же возраста, как и в Царствии Небесном. Что в аду… Только, если во младенчестве попадают, они растут там… И когда мы подошли, это были такие комнаты, в этих комнатах находились абортные души, только разного возраста. Которые меньше, были отдельно. Которые больше (вот, своих видел), где-то такие пяти-шести летнего возраста, им было еще тяжелее, чем тем, которые только погибли. Которым было полгодика, вот такие. Они были отдельно друг от друга.
Тяжесть мучений для тех, которые были шестилетнего возраста, была сильнее, чем тех, которым было полгодика, несколько месяцев, совсем. Здесь было тяжелее для них. Там душа помещается, насколько она может выдержать. Вот, такие места. И вот когда увидел своего сына, увидел, и девочка была примерно год где-то была разница. Где-то пять, шесть или шесть и четыре с половиной, так там год или полтора разница. Там сразу себя увидел. Увидел же мать ихнюю. Это, как сказать, дети, они что здесь похожи, но там как-то… Здесь можно ребенка так не определить, а там так сразу знаешь. Там, вообще, Господь все открывает. Настолько там видишь, вот себя видишь и эту мать видишь. Прям, как бы насквозь все видишь, настолько там понятно все и ясно. И так мне пришлось здесь плакать. Ангелам сказал, что оставьте меня здесь, их освободите отсюда, вот… Но там такое нельзя: себя там оставить за другого…
Оттуда вот когда меня повели, есть еще такие места — места, которые не ад, не рай, а такая вот средина, где без Бога находятся. Там нету радости. Нету страданий, но нету и радости…. Там видел свою бабушку. Бабушку по отцу. Когда меня подвели и бабушке сказали, что это твой внук. Она меня так не видела, в семидесятом году умерла, а в семидесятом году я родился. Она посмотрела на меня, я посмотрел на нее… и вот, у ней ничего не было. Радости тоже не было… Как бы объяснить. Там радости не испытывают, ничего не испытывают. Просто пустота, полная пустота. Как нет и страданий. Лавочка там была такая… Сидела она просто, и там… скамеек еще таких там отдельно много было, еще такие души там много сидели. Мучений там никаких, но нет и радости. И нету даже понятия никакого. Если у человека забрать разум, да, значит, он не может понимать. Вот так вот… еще такие есть места.
Грехи… это, в первую очередь, не ходила в церковь. Вот так мне было сказано, что это именно поэтому. Вот таких людей, их освободить еще ближе, еще быстрее тех, которые находятся в тяжелых местах.
Пьяницы, они в таких местах, где их истязают, мучают бесы в аду. Их поят нечистотами всякими. Заливают в них, да, он пьет, да, потом тошнит его. С него это выходит. Они снова это заливают в человека. Вот то, что выходят с нее, они опять в душу, опять в нее…