Читаем Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП) полностью

Вот как все было. Иисус еще раз хотел показать нам, что, когда его распяли на кресте и убили, он не только не умер, но еще и не перестал подставлять другую щеку. Он хотел, чтобы Винченцо попал в Рай не с памятью о мире-палаче, но с памятью о мире, где, конечно, есть мучители, но где есть и семья, плачущая и страдающая, когда ты уходишь, так как любит тебя. Почему так? Потому что мы уходим с земли, а не с неба, и даже если знаем, что уходим в лучший мир, именно за то, что покидаем землю, нам жаль оставлять ее. Это как ребенок, который, когда рождается, доволен этим, но будь по его, хотел бы, чтобы пуповину никогда не перерезали. Однако ее нужно перерезать, потому что, он этого не знает, но так будет лучше: он сможет бегать играть, не таская мать всегда за собой. Так, исполнение этого последнего действия любви, коснулось Чекко, брата Винченцо. Именно он своей рукой должен был закрыть этот занавес, именно он, который больше всех страдал без Винченцо, когда его забрали в тюрьму. Может, именно потому, что он страдал больше, этот финальный жест достался ему, потому что на его лице читалась не только боль из-за смерти брата, но и боль за тысячи людей, погубленных войной. И Винченцо первым прочитал это по лицу Чекко. Прежде, чем закрыть глаза, он в последний раз взглянул на него, и по его щеке скатилась слеза, как благословение, без слов рассказавшее историю мира.

Землетрясение

Жил на улице Глюка один привратник, в десятом доме, он уже умер, бедняжка, и звали его Прата. Он был отцом двух моих друзей, одного звали Джампримо, другого Эмилио. Он относил меня к разряду землетрясений. И, завидев меня, он поднимался молча, потому что был неразговорчив, или бормотал иногда несколько слов и поднимал руку, от этого он становился высоким, просто гигантом, когда вставал и шел тебе навстречу, так что становилось страшновато. Он поднимался и говорил: “Ну иди, иди сюда, иди сюда”, указывая на тебя пальцем. Но, как бы ни был он быстр, мальчишка всегда исчезал быстрее. Я всегда, всегда успевал сбежать, и он меня ни разу не поймал.

Я, действительно, в детстве был несносным, был слишком живым, и чаще, чем любой другой, устраивал большие беспорядки. То есть он, Прата, преследовал меня, потому что у меня была такая роль. А когда у кого-то есть роль, когда его классифицировали, это остается за ним надолго. У меня была роль того, кто сильно шумит, кричит, всех будит, на кого жалуются все жильцы. А обязанностью привратника, бедняги, в отношении жильцов было решать подобные проблемы. Он должен был защищать их от нарушителя спокойствия. Впрочем, я не делал ничего особенного. Ну, скажем, частенько развлекался, залепливая кнопки звонков известью так, чтобы они, не переставая, звонили. В общем, обычные мальчишеские игры. Но больше всего я доставлял беспокойства своей безграничной живостью, начинавшейся, как только я просыпался, как только выходил из дома, сразу же. Но вот однажды он меня увидел. Я играл в прятки и, чтобы спрятаться от своих друзей, нашел место, по моему мнению, наилучшее. Я решил: “Нужно спрятаться в десятом. В десятом, правда, Прата, который, если вдруг меня увидит, мне несдобровать, потому что у него на меня зуб!” И в тот раз я спрятался в десятом, то есть, подъезды вечером уже были закрыты, да? Но был черный вход, открытый всегда. Итак, я спрятался за этой дверью, я зашел внутрь и побежал. Я бежал на цыпочках, и мне нужно было пройти перед привратницкой, и я пригнулся. Я подумал: “Так он меня не увидит”. Что дальше? Я направился в уборную, которая была рядом. Так как мои друзья знали, что я не могу там прятаться, потому что я боялся привратника, я решил: “Здесь они меня никогда не найдут”. И вдруг, открывая дверь уборной, я увидел его, он делал пипи. Увидев это, я сказал: “Черт!”, и закрыл дверь, но он тут же ее распахнул и погнался за мной. Погнался, но я, естественно, был впереди. Толкаю дверь наружу, но, видимо, тем временем зашла какая-нибудь женщина, или еще почему-то, но сработал замок. И я остался запертым в подъезде. Тогда я начал удирать по лестнице вверх. Я бежал, а он гнался за мной и улыбался, но зло, и приговаривал: “Вот увидишь, на этот раз ты не спасешься”. Он говорил так, и мне было страшно, но, в то же время, я смеялся. Я думал: “Блин, он мне это так говорит, будто я такой же большой, как он”. Он поднимался все выше. Меня охватил ужас, и я подумал: “Я попадусь”. И вот, когда я вбежал на последний этаж, он был на предпоследнем, и не хватало трех секунд, чтобы меня схватить, мне удалось перелезть на крышу и спуститься в другой подъезд. То есть, из десятого дома я попал в шестой. Я спустился с другой стороны, и был спасен.

Каваньера как Кларк Гейбл

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии