Рай для негодяев

Лавальер без труда набрал среди своих людей двадцать добровольцев. Были среди них и бывалые трапперы, исходившие гинкговый лес вдоль и поперек. Среди новичков выделялся силой и сообразительностью рослый бородатый человек по прозвищу Судак. Имени своего он не назвал новым товарищам, да, по правде сказать, его никто и не спрашивал. А прозвище он получил за глаза, красные как у вытащенной на берег рыбы. Судак хорошо знал местность, а потому, переговорив предварительно с Фридрихом Манном, вызвался быть проводником для общинников.

– Знаю, я эту протоку, – сказал он Снайперу. – До нее километров тридцать от форта.

У Базиля под рукой была всего одна пирога, а обращаться за помощью к полеводам ему не хотелось. Поэтому решили добираться до протоки своим ходом. Шнобель выразил по этому поводу недовольство, но Базиль в ответ плечами пожал:

– Лень ноги бить – не ходи. Охотников и без тебя хватает.

К сожалению, Соломона в очередной раз подвело любопытство – уж очень ему хотелось взглянуть на самочек обезьян, дабы составить о загадочных существах собственное мнение. Вальтер Шварц тоже присоединился к отряду Лавальера, чем вызвал оторопь у Шнобеля. Химик откровенно побаивался дейнонихусов, хотя патологическим трусом не был.

– Я ведь биолог, – неохотно ответил он на вопрос Соломона. – Мне как исследователю это интересно.

– А я поклонник женского пола, – усмехнулся Шнобель. – Мне это интересно как практику.

– Ничего особенного, – обернулся к ним Судак, торивший своим товарищам путь в густых зарослях. – Бабы как бабы, только не разговаривают.

У Химика на счет белых обезьян имелась своя теория, которую он стал на ходу излагать заинтересованным слушателям в лице Соломона, Вучко и Барсука. По мнению Вальтера, приматы не были местными уроженцами. На той же Земле между динозаврами и людьми лежала пропасть в миллионы лет. На Эдеме просто не могло быть иначе. Здесь, правда, уже появились млекопитающие, но до высших ступеней им еще расти и расти.

– А самая высшая ступень, это мы? – полюбопытствовал Вучко, отмахиваясь веткой от докучливых насекомых.

– Кто бы сомневался, – криво усмехнулся Шнобель и тут же глухо выругался, споткнувшись о торчащий из почвы корень.

Из всего вышеизложенного Шварц сделал неожиданный для своих слушателей вывод – белые обезьяны, это одичавшие потомки переселенцев с Земли. Видимо, попав в трудные условия, они не смогли сохранить хотя бы подобие прежнего образа жизни и за минувшие столетия деградировали до нынешнего состояния.

– А когда приблизительно они могли попасть на эту планету? – полюбопытствовал Соломон.

– Освоение планет Федерации началось пятьсот лет назад. Проходило оно в несколько этапов и порой заканчивалось для первопоселенцев трагически. Исследователи до сих пор находят человеческие кости на планетах, вроде бы не никогда не значившихся в реестре обитаемых.

– А что тебя, как ученого, привлекает в здешних обезьянах? – удивился Соломон. – Деградировали и ладно.

– Они не только деградировали, но и приспособились, – уточнил существенное Химик. – Судак утверждает, что белых обезьян на Эдеме гораздо больше, чем людей.

– Ну и что?

– Хотелось бы проверить – возможен ли обратный процесс.

– Иными словами, ты хочешь из обезьяны вновь получить человека? – догадался сообразительный Шнобель. – Ну, Вальтер, не ожидал.

– А что в этом плохого?

– По мне, – нахмурился Соломон, – пусть они и дальше живут обезьянами. Хлопот меньше – и им, и нам.

Возможно, Судаку, десять лет блуждавшего по эдемским лесам и болотам, расстояние в тридцать километров действительно казалось сущим пустяком, но Шнобель был человеком деликатного воспитания. Его жизнь, до недавних пор, протекала исключительно на асфальте, а о допотопных лесах он знал только понаслышке. Теперь же Соломону, как последнему идиоту из арнаутских боевиков, приходилось прорубать себе дорогу топором в густом подлеске. Со стороны его путь через джунгли, наверное, выглядел героической одиссеей, но сам он в эту минуту не испытывал никаких иных чувств, кроме ненависти к хитрому островитянину, втравившего разумных по виду людей в гиблое дело. Особенно он почему-то невзлюбил папоротники, которых на планете Эдем насчитывалось бесчисленное количество видов, включая древовидные. По словам Химика, любой ботаник отдал бы жизнь, чтобы оказаться на месте Соломона.

– Мог бы мне об этом раньше сказать, – вздохнул Шнобель. – Я бы поменялся с придурком местами. Ради науки Соломон Коган готов на многое, можно даже сказать, на все.

По всем приметам залитая солнцем поляна, проступившая, наконец, сквозь густую зеленую завесу вполне годилась для отдыха. Увы, того же мнения придерживались трицератопсы, облюбовавшие заросшее сочной травой место для выгула своего потомства. Спорить с пятитонными монстрами, достигавшими девяти метров в высоту и обладавшими аж тремя рогами, ушлый Соломон не рискнул. Он лишь посетовал то ли на Бога, то ли на природу, породивших подобных уродов, отдаленно напоминавших земных носорогов и буйволов одновременно.

– А щиты у них как у протоцератопсов, – обрадовался невесть чему Барсук.