Рагу из дуреп

Тут из динамика грянула арабская музыка, и в проёме, отделявшем наш зал от кухни, в шёлковых карминного цвета шароварах, в короткой расшитой жилетке, унизанной звонкими золотыми монетками, появился… сам дед Боб. С пояса его также спускались звякающие колокольцами гирлянды шиллингов. Медленно, словно щупая босыми ногами пол, он прошёлся перед нами под музыку. Потом остановился, при этом все монеты на его наряде продолжали мелко подрагивать. Всё громче и громче смеялся металл, и вдруг мы поняли, что смех этот вызван поначалу совершенно незаметным движением бёдер африканца. Потом и торс его начал выводить круговые соло, и руки, и скоро всё громадное эбеновое тело извивалось змеёй. Казалось, каждая мышца, каждая рука и плечо движутся сами по себе, и только голова оставалась неподвижной. Она сверкала белками глаз и как бы жила отдельно от всей массы, содрогавшейся, словно хвост анаконды, завораживая и призывая. И тогда с десяток красавиц в лёгких прозрачных нарядах, такие же звенящие, но лёгкие, словно синие, зелёные и золотые ящерки, кинулись на этот призыв большого чёрного змея. А он дирижировал их стайкой, звякая, сверкая, будто древний маг в священном ритуале.

И тканевое панно на стене. И древнейшие арфы-луки с тетивами-стрелами, тонко подрагивавшими на стене. И деревянные скамейки на входе с брошенными на сиденья расшитыми подушками. И огромные блюда с обжигающим мясом в ворохе трав, которое нужно есть руками – всё было как бы аккомпанементом этому удивительному действу, имени которому, возможно, даже не существует в современном языке. Это была древняя уловка сказать языком природы.

А из сада, будто откликнувшись, понеслась стремительная дробь барабанов. Сначала издалека. И напомнила она далёкие капли дождя, рассыпавшиеся по листьям. Потом дождь припустил сильней, и все услышали топот ног, бегущих по зарослям молодого бамбука. Всё ближе и ближе их  хруст и вот уже, спасаясь от дождя, не только ноги, но и пальцы рук, и костяшки пальцев, и запястья в серебряных кольцах браслетов, и сама кровь, гулко пульсируя, мчат по звериным шкурам барабанов. Кажется: миг – и ввинтятся, и взлетят в небо как птицы древние копья. И чуткое эхо, заблудившись среди синих, красных, зелёных, и, как клюв тукана оранжевых одежд, еле проявившись, стремительно угаснет, унесёт в ту далёкую страну, где тёплый океан вылизывает гладыши-голыши тихих пляжей. Где под ритуальные звуки связи с людьми топчутся ветры и скачут паруса, пляшут деревья, и на жаркой земле подпрыгивают хижины, крытые атласом пальмовых листьев. И в этом ядерном реакторе творится новый идеальный мир: мир без горя и слёз.

– Мама рассказывала, что свадьбу в Африке тоже так гуляли – у папы отец ведь был вождём племени, – пояснила мне Власта. – Съехались все родственники, сколько их было в том племени, вся африканская родня, плясали всей деревней целую неделю, до изнеможения. И все были просто счастливы!

– Просто безумно счастливы, – с упоением подтвердил морской волк. Он постукивал в расписные, почти как наши деревянные ложки, крохотные барабаны с деревяшками на нитках. – Ведь много для счастья не надо: хорошо поесть и ударить в барабаны!

…Уходили мы на рассвете. Улицы были пусты, дома прикрыли свои глаза, а небо плотно задёрнулось голубиного крыла шторой, сквозь которую звёзды проглядывали лишь кое-где. Когда мы уже сидели в «Хаммере», темнокожие юноши в белых национальных одеяниях вручили нам деревянные бочонки с орхидеями и розами. На прощанье.

Я ощущала приятную усталость. Всё-таки танцевать до утра под силу скорее детям природы, чем нам, жителям каменных джунглей.

– Ты говоришь, много для счастья не надо, – поинтересовалась у отца моя неутомимая подруга. – А сам с властями не в ладах!

– Почему не в ладах? – показал зубы дед Боб, блаженно откидываясь на сиденье. – Ещё как в ладах. Я им нужен. А они – мне. Не в ладах мы, только если не сговоримся в цене.

– А законы? – попыталась подать голос и я.

Старый пират громко расхохотался и посмотрел на меня, как на ребёнка.

– Поверь мне, детка. Когда завязано на больших деньгах, закона нет. Есть договорённость.

В ту ночь я впервые опоздала в шелтер, начисто забыв и об его уставе и о времени. Лимузин доставил меня к бронированной двери почти в пять утра, и ещё полчаса мне пришлось выслушивать грозные нравоучения дежурной. Ею в ту ночь была Салли – решительная статная чемпионка штата по бодибилдингу. Она предупредила: ещё одно опоздание – тем более без предупредительного звонка – и я вылечу из шелтера. На моё место уже куча претенденток. Вылетать мне никак было нельзя – предстояли судебные слушания.

Но забегая вперёд, скажу: ничего у меня не вышло. Назавтра под шелтером опять стоял лимузин, и счастливая Власта опять вызывала меня: на этот раз – покупать дом.

***