Рагу из дуреп

Мне нечего было возразить, кроме того, что я не была у Джима секс-рабыней – мой брак в этом смысле был чистой формальностью, но в остальном-то подруга была права. Действительно, подбор жениха начинался у меня на родине чуть ли не с пелёнок. Когда в детском саду у девочки спрашивали, кем она хочет стать, когда вырастет, та, не задумываясь, отвечала – неве-е-е-стой. И это никого не ставило в тупик. Потому что уже в школе эта же девочка могла уверенно заявить: валютной проституткой. И тоже не огорошить. Ведь сами родители юных нимф, воспитанные на «Вешних водах» и «Асе», задолго до совершеннолетия прикидывают, кто будет содержать их дитя – ведь модные тряпки, духи и драгоценности от ведущих фирм стоят дорого. А работы, чтобы иметь это в необходимом количестве, нет. Да и к чему ребёнку напрягаться? Вот и отдают девочку в школу гейш – в модели, где учат, как уберечься от венерической заразы, как возбудить усталого, ничего уже от жизни не ждущего мужика – ну и что, что старый? Зато денежный. «Папиков» имели многие из моих сокурсниц, и это считалось нормальным. Ведь теперь уже не Тургенева читают, а хотя бы эту, как уж её... Если вообще, конечно, читают …

– Власта, а сколько это вообще – пятьсот футов? – спросила я у подруги, когда она вывела меня на вечерний моцион вдоль озера.

– Это – пять уличных фонарей. Да-да! Между фонарными столбами – двадцать пять-тридцать метров. Значит, пять-шесть фонарей – это около ста пятидесяти метров, а сто пятьдесят метров – это и есть пятьсот футов. Кстати, вот и фонари начали зажигаться… Легки на помине!

Закат в этих краях сказочный. Может где-нибудь в Полинезии он ещё краше, не знаю, я там не была. Но здесь на океанские закаты вываливали смотреть чуть ли не всем городом. Главное было найти точку, откуда можно наблюдать, как золотисто-огненный шар медленно сползает в залив, зажигая кострами многократно пронзённые точками окон городские высотки. Огромные и округлые, будто перламутром выстланные облака расступались, давая место багряному шёлку, который постепенно занавешивал всё окружье неба. Солнце как бы покидало сцену, всё глубже погружаясь в подогретую ладью залива. Несколько минут вода светилась так, что можно было, наверное, ловить на блесну, как это делали рыболовы у меня на родине. А потом светило, как уходящий со сцены актёр, взмахивало платочком последнего протуберанца и – опускалась темень. Только ещё долго и призрачно золотился след…

– Глянь сюда, – вернул меня в действительность приглушённый Властин голос. – Это не твой козёл?

Совсем недалеко, забравшись с ногами на парковый столик, высился Джим. Рядом топтался тот самый «прототип». Это был длинный, в утверждённых Джимовыми ГОСТами нормах парень лет двадцати пяти. Во всяком случае, мне показалось, что он мой ровесник. Его оранжевые космы обрамляли правильное, но нисколько не запоминающееся лицо. Парень смотрел индифферентно, не проявляя ни интереса, ни раздражения. Ему сказали – смотри. Он смотрит. Джим же пресмыкался по-чёрному: то и дело оборачивался к «прототипу», что-то заискивающе спрашивал, что-то показывал длинным ухоженным пальцем. Парень равнодушно наблюдал за пальцем и нехотя кивал.

– Власта! – зашептала я, увлекая подругу за собой. – Мне нельзя тут быть, тут нет пяти фонарей!

– А-а-а, брось, – отмахнулась подруга. – В общественных местах можно. Слушай, а может, это его сын? Глянь, как похож.

– Да они все тут на одно лицо, – фыркнула я, тем не менее, находя общее между Джимом и «прототипом». Я вспомнила, что Джимова жена умотала когда-то в Голливуд сниматься в какой-то вечной мыльной опере типа «Санта-Барбары». Был у них общий ребёнок или нет, мне никто не докладывал, но если был, почему Джим говорил, что все дети у него приёмные? То, что жена хорошо поживилась при разводе, с его слов мне было известно. И если это его сын, то ничего удивительного, что Джим тратит на него такие деньги – стало быть, лелеет надежду, что когда-то прославится благодаря сынковым связям в киношном мире. Мне стало смешно. И снова захотелось отомстить. Потому что я поняла: женитьбой на мне хазбенд просто показал кукиш уже немолодой и не очень удачливой бывшей жене. Тем более что капиталов, которые она получила при разводе, ей, сделавшей ставку на Голливуд, было мало, и очень скоро она попыталась отношения восстановить. Но злопамятному Джиму её голливудская свобода была костью в горле. И он нашёл меня.

Теперь многое становилось ясно. Сытый домашний кот или пёс играет с каким-нибудь шариком или клубком ниток – безопасно и отвлекает. В данной ситуации я была как раз этим клубком или шариком.

– Ну, так мы дадим ему поиграть! – решительно объявила Власта, когда мы вернулись домой. – Отныне у нас цель: мы отвлекаем твоего хазбенда от скуки и впариваем ему порок! Подсовываем ему  адамово  яблоко.

Она вывалила из шкафа кучу разноцветных платьев, юбок и туфель.

– Чем хуже на душе, тем выше каблук!