Туман становился все гуще, в нем терялись очертания деревьев; порой казалось, что между стволов мелькает нечисть, но я не обращала на нее внимания, и она убиралась восвояси, сверкнув зелеными глазами напоследок. Постепенно не осталось ничего, кроме тумана и мягкого мха. Я потеряла счет времени и забеспокоилась, не пропущу ли обряд. Глупая мысль рассмешила меня: без моего присутствия и обряда не случится. Впереди почудилось сияние, и я ускорила шаг, почти побежала. Плащ из тумана соскользнул с плеч в тот же миг, как я выбежала на поляну, покрытую изумрудной травой высотой по щиколотку.
В центре поляны возвышалась стела. Она вся заросла вьюном, раскрывшим зонтики белоснежных цветов с ладонь размером. Между гибких стеблей виднелся позеленевший от времени камень; разобрать, какого цвета он был когда-то, не представлялось возможным. Возле камня спиной ко мне стояла женщина. На ней было простое белое платье без каких-либо узоров. Тонкую талию охватывал золотой поясок. По спине незнакомки стекали волны жидкого пламени — так мне показалось. Но, присмотревшись, я поняла, что это были ее собственные волосы, вот только они светились и переливались всеми оттенками утренней зари. Женщина обернулась, и я невольно залюбовалась ее мягкой, нежной красотой. Словно под ее кожей светило солнце, подсвечивая ее изнутри золотистым сиянием. Лицо незнакомки было молодым, но глаза цвета янтаря хранили мудрость, недоступную смертным.
- Здравствуй, – улыбнулась она. Я молча поклонилась, чувствуя, как сердце в груди бьётся пойманной птицей. Она выглядела иначе — более теплой, более земной — нежели на картинках и фресках святилищ. Но не узнать Сауле, богиню утренней зари, было невозможно.
— Не нужно церемоний. Благодаря тебе я наконец смогла проникнуть в этот мир-в-мире. Спасибо тебе.
- Да не за что... вроде, – хрипло отозвалась я. Богиня снова отвернулась и протянула руку, коснувшись одного из белых цветов. Над поляной поплыл густой запах водяных лилий.
- «Белых лилий цветы серебристые вырастают с глубокого дна, где не светят лучи золотистые; где вода холодна и темна», – нараспев произнесла Сауле. — Давным-давно, когда один слишком ответственный огненный колдун еще не пожертвовал собой, здесь был мой храм. Когда мир вывернулся наизнанку, поглотив человеческие земли, храм остался — я слишком любила в нем бывать, и он пропитался моей энергией. Но смотреть за ним больше было некому. Я не могла попасть в тюрьму, сотворенную силой души и огня, и помочь своим дочерям. Как жаль... Мне больно видеть, во что превратились те, кого я создавала, чтобы защищать жизнь. Теперь все, чего они хотят — отнимать ее ради мести.
Сауле наклонила голову, и по ее щеке скатилась одна-единственная золотая слеза.
Я не знала, что сказать. Всю жизнь я просила ее лишить меня сновидений, в которых я либо видела, как умирает мама, либо бежала на голос, но так ни разу и не сумела увидеть зовущего. Но ни одной ночи не прошло в благословенной темноте. Признаться, себя мне было жальче, чем златоволосую Деву.
- Я чувствую твою злость, – прозвенел ее голос, и мои щеки опалило жаром стыда. — И не буду отрицать своей вины. Не в моих силах избавить тебя от кошмаров. Ты сама должна пройти этот путь и увидеть, что ждёт тебя в его конце. Знаю, ты представляла нашу встречу по-другому, но это мне придется просить тебя о помощи.
В душе нарастала та самая злость, выжигая стыд и сомнения. Всем что-то от меня надо. Марию я нужна из-за возможности зачать одаренного наследника. Совию — чтобы вернуться в Школу и получить грамоту ведьмака. Лаумам — чтобы провести обряд и открыть дорогу в мир живых. Богине — чтобы вызволить лаум. Даже деревенским я нужна была в качестве знахарки, и никому не было дела до того, кто я и чего хочу я. Впрочем, нет. Справедливости ради стоит признать, что с жителями Приречья у нас был справедливый уговор. Они мне — дом и зимовку, я им — лечение. Самая честная сделка из тех, что я волей или неволей заключила в последнее время.
Я не заметила, как Сауле оказалась рядом со мной, но то, что она это расстояние не пешком преодолела, это точно. Богиня оказалась ниже меня почти на голову. Волосы текли с ее белых плеч живым огнем, в который хотелось запустить обе руки и позволить выжечь себя дотла. Порыв ветра растрепал мои собственные волосы, и прикосновение жестких прядей к лицу странным образом успокоило и прояснило разум.
- Вы хотите, чтобы я выпустила лаум, верно?
- Нет, – колокольчик звякнул грустью. Я опешила и даже, кажется, рот открыла от удивления.
- Тебе придется решать самой, как поступить, но прежде чем ты примешь решение, позволь, я расскажу тебе одну историю. Она произошла много лет назад, и все, что будет сказано — истина...
Глава 26. Огонь и вода