— Сожалею, мист…
— Послушайте, Джейн, — быстро перебил ее Рафферти, — вы знаете, где в спальне стенной сейф? Мне нужно…
— Знаю, мистер Рафферти.
— Пойдите и проверьте, заперла ли его мисс Харт перед отъездом?
— А зачем мне туда идти, мистер Рафферти? Сейф заперт как следует.
— Отлично, Джейн, — облегченно вздохнул Рафферти. — Тогда все…
— Сейф заперт, мистер Рафферти, — повторила Джейн. — Я сама заперла его после того, как мисс Харт вынула оттуда все бумаги и сложила их в саквояж. Конечно, вообще-то незачем было запирать пустой сейф, но…
Рафферти уронил трубку и сел, глядя на телефон невидящими глазами.
Он даже не поднял голову, когда минуту спустя дверь с грохотом отворилась и в комнату ворвался Морт Коффман. В лице его не было ни кровинки, а губы тряслись, когда он попытался заговорить.
Сержант Хэролд Комиски из автоинспекции штата Калифорния положил трубку и повернулся к лейтенанту, который сидел напротив него за столом.
— Никак не удается с ним связаться, — сказал он. — С отелем-то соединился, но то ли Рафферти нет, то ли он не берет трубку. Телефонистка говорит…
— Что ж, ждать больше нельзя, — перебил его лейтенант. — Хотелось бы, конечно, сперва поговорить с ним, но эти репортеры внизу творят бог знает что. Придется им сказать. Они спешат сообщить об этом по радио и в вечерних выпусках газет.
— Ошибки нет? — спросил сержант. — Это точно дочка Рафферти? А то вдруг ошибемся…
— Точно, — ответил лейтенант. — Только что Фини подтвердил. Он заходил, пока ты звонил по телефону. Он был с отцом Эббота на опознании. Точно дочка Рафферти. Получилось-то странно: ветровым стеклом, когда она летела через него, ей чуть не снесло голову, а вот лицо осталось почти не поцарапанным. Фини говорит, что отец Эббота, когда увидел, что осталось от парня, упал замертво, но потом пришел в себя и опознал девчонку. Они, наверное, шли со скоростью больше ста миль в час, когда вылетел этот грузовик…
— Да, не хотел бы я быть на месте Рафферти, когда он узнает об этом, — перебил его сержант. — По-моему, именно родителям приходится…
Глава семнадцатая
Взглянув на плоские золотые часы у себя на левом запястье, Джордж Моррис Эймс убедился, что до начала заседания осталось десять минут. Он обернулся к сенатору Феллоузу, который как раз вошел в зал из маленькой комнатки в глубине.
— Дэниэл говорит, что видел, как Рафферти только что прошел в здание, — сказал он. — Должен признаться, я удивлен.
— Я и сам удивляюсь, — кивнул Феллоуз. — Однако хорошо, что он решил прийти. Надеюсь, мы сегодня закончим, по крайней мере, с его показаниями.
— Должны закончить, — подтвердил Эймс. — Осталось совсем немного. В основном насчет Фаричетти. Боюсь, мистеру Рафферти придется выслушать еще кое-что малоприятное…
Подошел Эллисон и, уловив последние слова, вмешался в разговор.
— Вот ужас-то, — сказал он. — Только что передавали по радио. Может, отложим заседание? Просто зверство заставлять Рафферти сидеть здесь в то время, как его дочь лежит в морге в трех тысячах миль отсюда. Надо же, сколько досталось человеку за один день! У меня тоже пятнадцатилетняя дочь. Представляю, как бы я себя чувствовал. Как только отцу…
— Я разговаривал с Рафферти четверть часа назад, — прервал его сенатор Феллоуз. — Он только что узнал. Я, конечно, заверил его, что мы готовы отложить…
— И он отказался?..
— Он ответил, что придет. Не знаю, то ли он не соображает, то ли до такой степени хладнокровен, но он сказал, что придет, чтобы сегодня же со всем покончить.
— Все равно, лучше бы нам отложить заседание, — настаивал Эллисон. — У Рафферти, наверное, временное затмение рассудка. Он не понимает…
— Он хочет, чтобы мы продолжали, — подтвердил Эймс. — Сенатор Феллоуз говорил с ним, а я беседовал с Коффманом, его адвокатом. Они настаивают, чтобы заседание состоялось. Коффман говорит, что Рафферти потрясен и убит горем, но требует завершения разбора. Сразу после заседания он едет на Запад. Однако пора. Приступаем, сенатор?
Орманд Феллоуз утвердительно кивнул. Да, он был бы рад покончить с этим. Увидеть конец Джека Рафферти. Он устал и испытывал смутное чувство неудовлетворения и поражения. Ибо сознавал, что все оборачивается вовсе не так, как он предполагал. Его раздражало и бесило, когда Фарроу, Фаричетти, Харт и прочие садились на свидетельское место и, ссылаясь на пятую поправку, отказывались говорить. Сенатора охватывало чувство беспомощности, ему казалось, что происходит явное злоупотребление и извращение самой сути этого конституционного положения. А потом сел Рафферти и заявил, что готов давать показания. Готов отвечать на вопросы Эймса и всех остальных.