Для Урсулы это звучало волнующим зовом издалека. Сочли бы и ее в то время Сыны Божий красивой, взял бы и ее в жены один из них? Мечта пугала как не совсем понятное.
Кто они, эти Сыны Божий? Разве Иисус не единородный Сын Божий, Бог истинный от Бога истинного? А Адам разве не единственный человек, сотворенный Господом? И вдруг появляются какие-то люди, ведущие свой род не от Адама. Кто они и откуда взялись? По-видимому, их тоже сотворил Господь. Так что же — у Господа имеются и другие отпрыски, помимо Адама, помимо Иисуса, потомство, происхождение которого сынам Адама неведомо? Возможно, это потомство, эти Сыны Божий не знали изгнания из Рая и позора падения.
Эти сыны пришли к дочерям человеческим свободные и по собственной воле и увидели, что те красивы, и брали их себе в жены, чтобы жены стали рождать им сильных и издревле славных людей. Вот она, истинная судьба человеческая. И Урсула переносилась в мир первых дней творения, когда Сыны Божий входили к дочерям человеческим.
Но никакое сравнение с легендой не могло убить в ней страстного желания знать. Юпитер становился быком или человеком ради любви к смертной женщине. Он зачал с ней исполина, героя.
Прекрасно, но то было в античности. А она, она же не античная женщина. Ни Юпитер, ни Пан, ни даже Вакх или там Аполлон не могут войти к ней. Да, но остаются еще Сыны Божий, входившие к дочерям человеческим, вот они-то как раз и могли бы взять ее в жены.
И она стала лелеять тайную надежду, свою сокровенную мечту. Она вела двойную жизнь: в одной — все было буднично и ее одолевали заботы, имя которым легион, в другой — повседневность отступала перед вечной истиной. Мечта о Сынах Божиих, входивших к дочерям человеческим, полнила все ее существо, своей мечте и ее воплощению она верила больше, нежели повседневной очевидности. Реальный мужчина во плоти вовсе не обязательно потомок Адама, реальность его не исключает и иного происхождения — от таинственных и вневременных Сынов Божиих. Все это было так сложно, путано, но Урсула не сдавалась.
И вновь она слышала Голос:
«Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие».
Ну, это понятно: игольные уши — это тесные ворота, доступные пешеходу, в то время как большой верблюд с горбом и поклажей не может протиснуться туда при всем своем желании, однако маленький верблюд рискнуть все-таки может: учителя в воскресной школе говорили, что для богатых Царствие Небесное не закрыто.
Ей приятно было узнать и о гиперболах, к которым прибегают на Востоке, желая быть услышанными; дело в том, что сознание восточного человека надо поразить либо заполняющей небосвод огромностью, либо совершенным ничтожеством, и только тогда оно откликнется. Урсула моментально прониклась сочувствием к сознанию восточного человека.
Но ни практическое знакомство с разного рода воротами, ни понимание гипербол не помогали проникнуть в абсолютный смысл изречения. Исторические особенности, местный колорит, знание психологии — все это были вещи другого рода. Слова имели ценность неизменную и неизъяснимую. Каковы истинные отношения между богатством, Небом и игольным ушком? Какие богатые и какие игольные уши имеются в виду, и что есть Царствие Небесное? Кто знает? Это понятия из мира Абсолюта, и как объяснить их понятиями, взятыми из мира относительного?
И надо ли применят в буквальный смысл изречения к жизни вокруг? Богат ли ее отец? И разве он не может войти в Царствие Небесное? А может, он не так уж богат? Или почти что беден? Во всяком случае, не сняв с себя последнюю рубашку и не раздав всё бедным, он с Царствием Небесным будет иметь проблемы. Игольные уши покажутся ему тесными. И Урсула была готова чуть ли не мечтать о разорении отца. Ведь если вдуматься, богатый — это всякий, кто не беден, как церковная мышь. И все-таки ее одолевали сомнения, воображаемая картина, как отец отдает местным батракам пианино из гостиной, двух брэнгуэновских коров и деньги в банке, чтобы Брэнгуэны стали такими же бедными, как, например, Уэри, озадачивала. Нет, этого она не хочет. И она бунтовала.
«Ладно, — говорила она себе, — оставим это Царствие Небесное. А с игольными ушами надо еще разобраться». И она отмахивалась от проблемы. Во всяком случае, быть как Уэри она не желала, что бы там ни говорилось в Писании, — ведь Уэри такие жалкие, убогие!