Радищев

Небывалым предстало «тайное тайных» души лирического героя оды. Ненавистник рабства, свободолюбец, он жил единой жизнью с окружающим миром, его мечты прорывали «завесу времени, будущее от нас отделяющую». Он печалился—и это была скорбь патриота, видевшего «в отечестве своем драгом» ненавистное самодержавие и рабство. Он мечтал—и это была мечта о революции в России, о «дне избраннейшем всех дней».

Радищев показал, как весь духовный мир его лирического героя конкретен и оттого обусловлен национально-социальными обстоятельствами политического бытия России. В этом отношении особый смысл имеет строфа, в которой Радищев формулирует свое понимание целей и смысла человеческого существования, определенных условиями России, верным сыном которой он оставался. После описания победы революции в Америке Радищев взоры свои обращает к своей родине и решительно заявляет, что как ни дорога ему свобода, но он никогда не уедет из своего отечества, не прельстится заокеанскими благами, а останется у себя в России, останется для того, чтобы добывать истинную свободу для своих соотечественников. Он пишет:

Но, нет! где рок судил родиться,

Да будет там и дням предел,

Да хладный прах мой осенится Величеством, что днесь я пел;

Да юноша, взалкалый славы,

Пришед на гроб мой обветшалый,

Дабы со чувствием вещал:

«Под игом власти, сей рожденный,

Нося оковы позлащенны,

Нам вольность первый прорицал.

«Обаятелен мир внутренний,—писал в одном из своих писем Белинский,—но без осуществления во вне он есть мир пустоты, миражей, мечтаний». Это открыл для себя Радищев. Его внутренний мир—мир «прорицателя вольности» и русского революционера—жаждал осуществления вовне, этим внешним миром была для него Россия. Вот отчего так обаятелен и прекрасен мир этого чело^ века.

IX

После оды «Вольность» в годы 1784—1789 Радищев пишет два своих центральных произведения: «Житие Ф. В.Ушакова» и «Путешествие из Петербурга в Москву», внутренне связанных идейной общностью.

«Житие Ушакова»—это обобщение прошлого опыта, сделанное с позиций уже сложившегося революционного самосознания.

В «Дневнике одной недели» Радищев полемизировал и пытался показать психологическую несостоятельность одного из тезисов Руссо, сформулированного в романе «Эмиль или о воспитании». «Житие Ушакова»—книга, выросшая в атмосфере резкого и всеобщего критического пересмотра идей радикального французского мыслителя, пересмотра с позиций национальных задач русской революции.

Как ни положительна была объективная роль теории Руссо о воспитании в условиях феодального общества, она в своем существе представляла собою теорию буржуазно-индивидуалистическую и потому антиобщественную. Именно это и вооружало против нее Радищева.

Система убеждений Руссо на редкость лаконически и полно нашла свое выражение в книге «Эмиль». Ненавидя сословное феодальное государство, где ценили только ранг, звание, а не личное достоинство, он выступает с апологией и защитой человека. Видя, как современное ему общество уродует, калечит, порабощает личность, видя, как весь аппарат власти, вся структура государственного устройства направлены на подготовку из человека члена этого общества, он страстно и горячо отрицает это общественное воспитание. «Все прекрасЕЮ выходит из рук творца вещей, все вырождается в руках человека»,— заявляет он. Современное общество воспитывает верного слугу жестокого, несправедливого, деспотического государства, подавляя в нем все драгоценное, составляющее его «я». Так, оказывается, в уоловиях сословного государства гражданин и человек враждебны друг другу, разделены друг от друга. Поэтому-то Руссо обрушивается на общественное воспитание. «Общественное воспитание не существует более и не может существовать потому, что там, где нет более отечества, не может быть и граждан. Эти два слова—отечество и гражданин—должны быть выброшены из современных языков. Я знаю причину этого, но не хочу об этом говорить». В этих словах вся позиция Руссо, позиция протестанта и гневного отрицателя сословного государства и в то же время позиция буржуазного индивидуалиста, не желающего бороться за обращение своей родной Франции в отечество, не дорожащего именем гражданина Франции, предпочитавшего в теории создавать систему воспитания индивидуалиста, равнодушного к окружающему его миру и страданиям угнетенных людей, в жизни—именоваться «гражданином Женевы».