вопрос: нужно было решить, что ж® делать ему, дворя-пину, в этим убеждением, как жить в крепостнической России после поражения восстания и торжества екатерининско-потемкинской реакции?
Служба в Коммерц-коллегии у Воронцова, честное исполнение своих обязанностей, внимание и уважение сиятельного начальника к его с блеском развернувшемуся дарованию глубокого экономиста, государственного деятеля, быстрая служебная карьера—в 1780 году он уже помощник начальника Санкт-Петербургской таможни, а в 1785 году—фактический ее управляющий,—все это не могло удовлетворить Радищева. Он стремился к деятельности общественной, к деятельности на благо страдающего в оковах народа. Какой же могла быть деятельность в эту пору? Конец 70-х годов знаменовался в России господством реакции. Ужас перед народным возмущением сплотил дворян. Оппозиционные настроения, характерные для известной группы общественных деятелей (Панин, Сумароков, Херасков .и др.), пали сами собой перед лицом смертельной опасности, каким было для них пугачевское восстание. В год расправы над восставшими когда-то бывший в оппозиции Сумароков стал славить Екатерину. Екатерина объявила себя «казанской помещицей» в знак полной солидарности с дворянством. Вокруг «казанской помещицы» дворянство сплотилось с ликованием—монархиня оправдывала их доверие. Многие из числа субъективно-честных дворян, отлично понимавшие справедливость требований крепостного крестьянства, лично ненавидевшие рабство и деспотизм, не видя средств и путей к изменению существующего положения, с презрением отвернулись от потемкинского режима произвола. Они демонстративно уходили с поприща общественной деятельности, замыкались в кругу собственных, личных, моральных проблем и интересов, не желая присутствовать на празднике победивших рабовладельцев. На этой почве широко развернулось масонство—религиозно-нравственное течение, объединившее в свои тайные общества прежде всего этих людей, решивших, что если нельзя уничтожить или хотя бы уменьшить социальное зло, то можно не увеличивать его, что если нельзя исправить «порочные» натуры русских крепостников, то можно заняться собственным нравственным усовершенствованием. Масонство не было идейно однородным течением. В 80-х годах появились и открыто-мистические, воинственно-реакционные ордена, каким, например, был орден розенкрейцеров, руководимый сначала мистиком Шварцем, а затем шарлатаном и политическим авантюристом Шредером. Но вне зависимости от оттенков и программ различных орденов масонство в целом объединяло, как правило, ту дворянскую интеллигенцию, которая, отказываясь от общественной деятельности, не пожелала что-либо сделать для изменения судьбы крепостных. Высшей формой активности этих «самоусовершенствующихся личностей» была милостыня, подаваемая «несчастным». Вот почему Радищев ненавидел масонство и зло высмеивал его.
Только немногие деятели отваживались продолжать свой прежний путь, и среди них первое место занимали Фонвизин и Новиков.
У
В этих условиях Радищев и начал свою деятельность. Все настоящее России, ее будущее, общественно-культурная жизнь отечества, все идеологические ценности мира — философские, политические, социологические, эстетические теории—рассматривались отныне Радищевым, человеком энциклопедических знаний, в свете опыта вооруженной борьбы русских крепостных. До нас дошли бумаги Радищева—его замечания о прочитанных книгах, его выписки по истории, его мысли о распространенных просветительских теориях,—эти рукописи, только теперь публикуемые, помогают нам восстановить содержание и характер идейной работы Радищева в начале 80-х годов.
Естественным было обращение к вопросам политическим и социальным. Здесь прежде всего необходимо было проверить опытом русской истории и русской жизни теории, уже созданные «великими мужами» и получившие мировое распространение. И Радищев останавливается на двух главных деятелях, лидерах двух различных лагерей, умеренного и радикального, во французском просвещении,—на Монтескье и Руссо.
Монтескье—создатель новой социологии, вдохновитель политической доктрины энциклопедистов. Его «Дух законов» был источником воззрений на государство, проповедовавшихся и Гольбахом, и Гельвецием, и Дидро, и Вольтером. Для Екатерины «Дух законов» был «молит-
венником». Что же открыл Монтескье? Как пишет в своих замечаниях Радищев, он «мнимое нашел разделение правлений, имея в виду древние республики, ассийские правления и Францию». Абстрактная, метафизическая теория Монтескье устанавливала три типа государственного устройства: республику, деспотию и монархию. Соответственно этой метафизической классификации также умозрительно делался вывод: республиканско-демократический строй