Радио Хоспис

Хворостов, прихватив из машины явно новый, блестящий хромированными деталями винчестер «Лес Пол: восемь колец» и патронташ, присоединился к Моралесу и Стасу. Уже открывая дверь подъезда, Стас обратил внимание, что Беби-Бум и Душка Джи вытащили из багажника точно такие же винчестеры. При этом здоровяк подмигнул Стасу и похлопал рукой по узкому прикладу. Неожиданное воспоминание, как это всегда бывает с такими воспоминаниями, выплыло из ненастных сумерек, неуместное и бессмысленное: Ник Спайкер, с детским восхищением разглядывающий служебный автомат. Подумалось, каким светом загорелись бы глаза Спайкера, окажись в его руках новенький блестящий «Лес Пол: восемь колец». Снег стремительно носился между машиной и оставшимися ждать людьми, ничем не обязанными ему, Стасу, лично, но обладающими таким рудиментом человеческого естества, как чувство справедливости. Снег кружился, отделяя вчерашний день от сегодняшнего, то, что уже сделано, от того, что, возможно, произойдет. И было очевидно как никогда, что если он, Стас, сделает шаг в полутьму подъезда, то обратной дороги не будет уже ни ему, ни тем, кто идет рядом, кто остался в машине и кто, скорее всего, уже ждет наверху, в холостяцкой квартире Бруно.

– Ну, так и будешь таращиться, Бекчетов? – со свойственной ему грубостью, но несвойственно ему тихо спросил Айк Моралес. А потом добавил громче: – Я сейчас себе задницу на хрен отморожу!

В гулком колодце подъезда стояла особая ледяная сырость, мгновенно пронизывающая и заставляющая невольно передергивать плечами. Как от брезгливости. Стены, до половины выкрашенные в темно-зеленый цвет, лестничные клетки, заставленные в нарушение пожарных норм различным домашним скарбом, которому не нашлось места в квартирах, побелка в подпалинах от брошенных мальчишками спичек. На одной из межэтажных площадок на подоконнике – нелепый яркий горшок с остатками какого-то погибшего растения. Поднимались долго, Моралес тяжело дышал в спину. Лифты в этом районе должны были появиться лишь через полтора года. Квадраты грязных окон, забранных, даже на верхних этажах, прочными решетками, ржавые ставни, порою висящие на одной петле. Решетки нужны на тот случай, если нетопыри прорвут все существующие уровни обороны города и войдут на улицы. Ставни – если понадобится превратить дом в запертое убежище. Это была старая система. В доме Стаса не было ставен, но у каждой квартиры имелась стальная дверь. В квартирах должны были скрываться женщины, старики, дети. Через окна-бойницы подъездов должны были защищать город и собственный дом способные держать оружие мужчины.

Арчи с сигарой ждал на лестничной площадке. Стас обратил внимание на то, как топорщится в районе левой подмышки его пижонский пиджак. Похоже, этим утром никто не покинул дом невооруженным. Никто, кроме самого Стаса. Его кольт «Беринджер» так и остался лежать в картонной коробке под турником.

Арчи пожал Стасу руку и молча кивнул, когда тот представил спутников. При входе в квартиру ритуал представления повторился. Шрам ждал в прихожей. На полу – прислоненная к стене охотничья винтовка «Маршал» из тех, что до войны использовались в африканских сафари. Под пиджаком Шрам был подпоясан потертым кожаным патронташем. Стас не помнил, чтобы у Андрея было ружье или чтобы он увлекался охотой, но, кажется, его отец был увлеченным охотником. Сам Бруно встретил их в дверях комнаты. Он был одет в штаны из грубой кожи, белую сорочку и из той же кожи безрукавку. Обычно он так одевался, когда в борделе в его дежурство ожидалась какая-нибудь буза. Штаны, безрукавка, а также спортивный пиджак, висящий теперь на спинке стула, были пошиты по заказу Бруно. А испытывали их все участники пятничных заседаний в «Долине» – по очереди пытались пробить кожу ножами. Кожа выстояла. Стас усмехнулся, вспомнив, как едва державшийся на ногах Скальпель набросился на жилетку с вилкой и требовал у Арчи принести консервный нож. Это было два года назад, с тех пор минуло множество тысячелетий.

– Уверен? – спросил Шрам, бесцеремонно кивнув на Моралеса и Хворостова.

– Абсолютно, – ответил Стас.

Моралес, как ни странно, промолчал.

Они прошли в комнату. Арчи заглянул в прихожую, потребовал чашку горячего кофе и снова скрылся в коридоре. Шрам отправился на кухню.

Моралес и Хворостов сели на старый, с потертой обивкой диван, Бруно сел на подоконник, отчего в комнате повисли характерные сумерки, ничего не скрывающие, но все превращающие в безрадостное подобие самому себе. Бруно вопросительно посмотрел на Стаса.

– Я еще не все понимаю, – сказал ему Стас, – но, судя по всему, дело, которым я занимаюсь в Управлении, и побег Скальпеля как-то связаны. Не знаю как, но… Мне нужно то, что передали тебе якобы мои знакомые.

– Возможно, я знаю, где связь, – пожал плечами Бруно. Он начал говорить, и, черт побери, это была самая длинная речь Бруно за все время, что Стас его знал. Бруно говорил спокойно, почти без интонаций. Просто ставил присутствующих перед набором фактов.