Радикальный Субъект и его дубль

По сути дела, они говорили, что происходит раздвоение Традиции. Гностики учили, что существует Церковь и церковь, сакральность и сакральность. Они подозревали, что человеческая история уже достигла такого состояния (или оно было изначально — в разных моделях гностицизма даются разные оценки), в котором белый световой треугольник дублируется своей лживой имитацией, фантомом, выстроенным якобы вверх от одной из точек основания вершины черного треугольника, не совпадающей с вершиной треугольника света. Таким образом, прямой вход в Традицию часто не приводит человека никуда, кроме как к поклонению завуалированному темному началу — «злому демиургу», который выдает себя за истинного Бога. «Злой демиург» напоминает «Креатора» из песен Мальдорора, описанного как огромный червь-вампир Лотреамона, питающийся человеческими молитвами, надеждами, подношениями, жертвами, слезами и муками, пожирающий всё то, что ему приносят, в том числе человеческие жизни, для того, чтобы продолжить свое узурпаторское существование. Барбело-гностики называли эту фигуру «Аутадом» — «Самодовольным» или «Самодостаточным» — тем, кто выдает себя за истинное Божество, но таковым не является, а только  поглощает все энергии существ, душ, страстно ищущих возврата, но не могущих его отыскать.

Гностическая модель характерна как раз тем, что между реальной световой страной (плеромой), и человеческой экзистенцией обнаруживает почти непроходимую стену, и из-за это стены привычные конвенциональные способы стяжания спасения не действуют. Эта стена есть темный двойник настоящей сакральности, некая псевдо-церковь. Это -- дубль подлинной религии, поэтому острота альбигойских выступлений, да и вообще движений, имеющих в себе гностические элементы, была направлена, в частности, против католической церкви, которая рассматривалась именно как псевдо-церковь, как стена, как подмена, как узурпация реальной сакральности, а настоящая сакральность постулировалась по ту сторону. Разрыв мыслился фундаментальным и радикальным.

Различные формы гностицизма на тысячи ладов повествовали об этой потерянности, о невозможности спасения и интеграции в светлый треугольник из-за специфических, аномальных, эсхатологических условий. Об этом гностическом настрое я говорил в разных книгах[23]. В частности, у барбело-гностиков речь идет о создании и сложной эволюции световой плеромы, о падении высшей сущности Пистис София из тринадцатого высшего эона во внешние сумерки – мимо множества причудливых этажей эонов и их архонтов, о соответствующих страданиях человеческой души, отделенной карцером особых эсхатологических условий от возможности реинтеграции (плачи Пистис Софии) и т.д.. В этом пронзительном чувстве отчаяния угадываются те же мотивы, которые составляют нерв философии или теологии богооставленности конца XIX – XX веков.

Русское старообрядчество и сужение благодати

В своих исследованиях гностицизма я обнаружил на нашей русской почве явление метафизически, — подчеркиваю, не исторически и не генетически, — крайне близкое к этому гностическому мировоззрению. Речь идет о старообрядчестве, и особенно --  самых крайних беспоповских направлениях и согласах — о бегунах и нетовцах. Старообрядческое движение и в целом гораздо болезненнее, чем современная РПЦ переживает приближение к финальной точке цикла, но самые радикальные метафизические выводы мы находим у беспоповцев крайнего толка — бегунского, или страннического, согласа, у последователей старца Евфимия и у представителей Спасова согласа, которые называются нетовцами именно потому, что утверждают, что Церкви (белый треугольник в фигуре «П») больше нет. И как жить людям, которые живут только Церковью (верой, духом) в ситуации, когда Церкви нет?..

«Бежите от тьмы сей Вавилона»

Точно так же и с бегунами: бегуны говорили о таком сужении божественного присутствия, церковной благодати, что часть таинств церковных упразднилась — остались только таинства покаяния и крещения (у самих бегунов). По большому счету, само существование бегуна состояло в постепенном драматическом отслоении дублей от того, что представляло для бегунов истинную Церковь и возможность спасения. Мало того, что, в согласии с общей православной практикой, отвергается и отслаивается западная католическая традиция, мало того, что отвергается греческая церковь, мало того, что в рамках общего старообрядческого подхода (старообрядческой экклесиологии) отвергается возможность спасения внутри Русской Православной Церкви -- бегуны шли еще дальше, дальше других по пути осознанности сужения благодати, упрекая в отступничестве, в апостасии, в том числе и другие старообрядческие согласы, радикализируя свои требования, пока, наконец, в умалившемся до бесконечной малости пространстве бегунства не сложилась уникальная атмосфера предельного духовного напряжения при предельном отрицании внешней среды.