Радикальный Субъект и его дубль

Итак, если премодерн, традиционное общество, нечетко знает почему, но четко знает зачем, то современное общество, модерн, наоборот, четко знает почему, но совершенно не знает или произвольно гадает зачем. В традиционном обществе существует телеологический детерминизм или предопределенность цели, а в обществе модерна существует каузальный детерминизм, то есть предопределенность причин.

Эрозия каузальности плюс эрозия телеологии

Теперь мы переходим к постмодерну. В постмодерне происходит эрозия и телеологического и каузального детерминизма. Отныне мы имеем отныне дело с миром, в котором абсолютно не понятно, почему и точно так же непонятно зачем. Явление есть, но к этому явлению совершенно произвольно может быть подставлена (любая) причина и столь же произвольно подставлена (любая) цель. Нечто произошло, но почему это произошло и зачем произошло, этот вопрос отныне не ставится. Это принципиальная черта постмодерна, и если мы поймем, осмыслим ее, то мир, который нас окружает — его образы, предметы, процессы, атрибуты, теледикторы, юмористы, политкоментаторы и политики — предстанут в совершенно ином свете.

Дискурс постмодерна размыкает цепочки причин и следствий. Этот дискурс заведомо строится на эрозии каузального детерминизма, поэтому-то мы и говорим о постмодерне, т.е. уже не только о модерне, но чем-то принципиально новом, что приходит после него. Но вместе с тем, в термине постмодерн сохраняется и привязка к модерну, ведь постмодерн не означает антимодерн, что-то от модерна остается, наследуется. Наследуется эрозия телеологического детерминизма, которая составляла сущность гносеологической парадигмы модерна.

Причинные и целевые цепи в постмодерне становятся произвольными или гипотетическими, а значит, каждый индивидуум волен субъективно гадать, почему нечто произошло и зачем это произошло, поскольку никакой научной, мифологической или религиозной аксиоматики больше не существует.

Как относиться к постмодерну традиционалистам?

Краткий парентезис и несколько забегая вперед: почему мы любим постмодерн? Этот вопрос часто задают. Мы «любим» постмодерн только потому, что мы не любим модерн[12]. Постмодерн крушит запреты модерна, его ингибиции, и для премодерна, от лица которого мы, традиционалисты, выступаем, это шанс. Хочу подчеркнуть — не более, чем шанс, но и не менее. Это принципиально, и этим наполнена аксиологическая нагрузка данного разбирательства.

Чудо в премодерне

Теперь посмотрим, что такое чудо?

Рассмотрим полноценный премодерн. Чудо в премодерне, в традиционном обществе — это просто норма, неотъемлемое качество бытия. Бытие в премодерне всегда чудесно, всегда очаровано, всегда enchante (фр.), bezaubert (нем.). Эта очарованность свойственна пребыванию сакрального человека в  сакральном мире. Человек традиционного общества живет в пространстве чуда. Элиаде пытается выделить элементы профанного в примитивных традиционных (сакральных) обществах, но согласитесь, если внимательно читать его книги, это ему удается с трудом; скорее он проецирует на архаические общества религиозные критерии, свойственные монотеистической авраамической цивилизации.

На самом деле, для полноценного человека полноценного традиционного общества не существует нечудесного. Его глаза широко открыты и одновременно полны волшебства, что бы он ни созерцал: муху, солнечный луч, пришедшего в гости духа, воняющий труп хорька, который прогнил перед воротами его хижины, лунное затмение или пенящиеся водопады. Он с одинаковой степенью заинтересованности, внимания, ужаса и некоего внутреннего веселья относится ко всему происходящему.

Человек Традиции — это глубоко веселый человек. По большому счету веселье не покидает его никогда — ни ночью, ни днем. Он живет в потоке чудесного и даже, смотря на гвоздь, молоток или собственный палец, его распирает чувство невероятной нагруженности: бытие хлещет через край всегда, в любых направлениях. Как только человек традиционного общества останавливается, он начинает хохотать и веселиться, даже если ему очень грустно, даже если он раб, строящий пирамиду, потому что, на самом деле, всё бытие насыщено таким количеством световых онтологических лучей, которые пробиваются и проскальзывают сквозь всё, что для него всё чудесно.

Россия нерасколдованная страна