Любовь к жизни и знание своей сути как бесформенного осознавания нельзя отделить друг от друга. Как говорится в японской пословице: «Видеть чистое осознавание, не испытывая любви к жизни, – это сон. Жить в этом относительном мире без видения – это кошмар». Иногда в своем стремлении к непривязанности мы можем испытывать искушение отстраниться от дикой запутанности наших тел, эмоций и отношений с другими. Такое отталкивание оставляет нас в бесплотном сне, который не укоренен в осознавании живого мира. С другой стороны, если мы погружаемся в мысленные драмы и изменчивые эмоции своей жизни, забывая про пустотное, пробужденное осознавание, нашу подлинную природу, мы теряемся в кошмаре отождествления себя с отдельным, страдающим «я».
Мы дома, потому что видели и пережили сияющее осознавание, источник нашего существования.
Иногда самое глубокое осознавание взаимозависимости любви и пустотности приходит, когда мы сталкиваемся с муками потери. Недавно я испытала подобное, когда умерла моя собака, которая также была моим лучшим другом. Ее тоже звали Тара, она была черным пуделем. Тара обладала прекрасным чувством юмора и любила играть. У меня было отчетливое ощущение, что она подбадривает меня на крутом холме во время наших утренних пробежек. Когда я снижала скорость, она начинала бегать кругами вокруг меня. Она не хотела причинить мне вред те несколько раз, когда сталкивалась со мной и я теряла равновесие, падая на землю. Она выглядела удивленной, виноватой, доброй. У многих из нас есть такие дружеские отношения, и мы часто воспринимаем их как фон своей жизни. Но именно они поддерживают нашу жизнь.
У Тары была опухоль мозга, и шесть месяцев ушло на то, чтобы диагностировать это. Она стала сонной и неуклюжей, но все равно следовала за мной, стойко пытаясь быть хорошим компаньоном. Когда мы осознали проблему, я очень старалась сохранить ей жизнь. У нее появилась своя полка лекарств, и она терпеливо выдержала несколько месяцев лучевой терапии. Я упорствовала, надеясь вопреки всему.
Лечение не помогло, и боль усиливалась. Из-за стероидов ее шерсть вылезала клоками. Я просыпалась утром и находила ее в постели, у себя в ногах, с еще одной розовой проплешиной кожи. Она все еще вяло виляла хвостом или нежно лизала меня, но ей не хотелось встречать еще один день. Я поняла, что выбора нет, я должна была прекратить ее мучения. Я так хорошо помню ее доверчивый взгляд, когда поставила ее на стальную платформу в кабинете ветеринара. Она была спокойна и готова ко всему, когда он сделал укол, остановивший ее сердце.
Когда мой ветеринар оставил меня наедине с телом Тары, я была переполнена чувством потери и рыдала от горя. Я продолжала гладить и целовать ее голову, чувствуя, как ее жизнь и смерть сталкивались во мне. Мой дорогой друг ушел. Она больше никогда не будет радоваться при виде меня, не будет бегать со мной, не будет спать рядом со мной. И все же эта мучительная любящая связь была живой! Обнимая Тару, я чувствовала неумолимую изменчивость этого мира форм. Пустотность есть форма. Казалось, все, что существует в мире – это огромные волны, проходящие через мое бесконечно печальное «я». Я была глубоко привязана, я теряла, мне было больно, я любила. У меня не оставалось выбора, кроме как принимать одну волну горя за другой.
И все же, когда я испытывала эту душераздирающую боль, я также чувствовала мягкое осознавание, сочувственное пребывание с моим горем. Эти огромные волны боли возникали в пространстве и доброте осознавания. Когда я спросила, кто осознает, поток мучительных, болезненных, тяжелых ощущений проявлялся и раскрывался в обширном и открытом осознавании. Когда я погрузилась в эту пробужденную открытость, не было никакого «я», которому бы принадлежала боль, и не было друга, которого можно было бы потерять. Я видела, как это невероятно яркое действо просто происходило, подобно движению ветра или внезапно сгустившейся тьме перед бурей. Форма есть пустотность. Было только нежное поле осознавания, которое переживало возникновение и исчезновение жизни.
Все наши эмоции могут привести нас к истине Сутры сердца, если встречать их с радикальным принятием. Особенно горе. Поэт Дэвид Уайт пишет: