Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды

Желая стать более осознанной в отношении этой устойчивой иллюзии маленького «я», в оставшиеся дни ретрита я время от времени спрашивала себя: «Кем я себя считаю?» Я была практикующим, которого одолевали навязчивые мысли и который старался недостаточно сильно. Я была женщиной, которая носила слишком сексуальные и нескромные одежды для буддийского ретрита. Я была критикующим человеком, внутри которого постоянно шел комментарий по поводу того, как другие выглядят и ведут себя. Я была застенчивым йогином, который хотел впечатлить своего учителя во время разговора. Такой вопрос оказался очень полезным инструментом для выявления того, как часто и как глубоко я погружалась в транс. Я видела: когда я воспринимаю себя как некую версию маленького «я», то не распознаю пробужденное осознавание, свою изначальную природу, не доверяю ей. И пусть это случалось не так уж часто, какое-то чувство страха и отчуждения всегда присутствовало во мне.

Казалось, что в результате этого ретрита привычка не доверять своей подлинной природе усилилась. Однажды утром, когда Нараян собирался в школу, я медитировала в спальне. Мой ум был довольно спокоен и умиротворен, я не сосредотачивала внимание на чем-либо, а просто покоилась в осознавании. Образы, звуки, ощущения появлялись и растворялись в безграничном пространстве ума. Я переживала прекрасную свободу, когда ни за что не цепляешься, и чувствовала невероятную нежность к миру. Аромат природы будды был насыщенным и явным: я чувствовала себя такой же всеобъемлющей, как небо, и пробужденной, как сияющее солнце. Никуда не надо было идти: все заключалось в этом осознавании.

Посреди этой медитации в дверь громко постучали, и Нараян вломился в мою комнату. Виноватый и запыхавшийся, он попросил меня подбросить его до школы – он бежал изо всех сил, но все равно опоздал на автобус. Моя открытая сияющая вселенная неожиданно схлопнулась до роли и обязанности матери. Я согласилась, натянула джинсы, и мы вышли из дома. По мере того, как мы медленно ползли по улицам Вашингтона в самый час пик, я становилась все более нервной. Когда я спросила, подготовился ли он к сегодняшней контрольной, он пробормотал: «Не совсем». Дальнейшие расспросы выявили, что он забыл накануне взять свои рабочие тетради домой. Я сдержалась и не сделала типичное замечание о том, как он организует свою жизнь и даже не пригрозила наказанием. Но я чувствовала, как мои внутренности скрутило от раздражения. Когда он привычно потянулся, чтобы включить радио, я сказала: «Ни за что!» и раздраженно оттолкнула его руку. Рэп – это было уже слишком.

Почувствовав, как сжались челюсти и напрягся ум, я напомнила себе, что это тоже возможность для практики осознанности. Но это напоминание было лишь абстракцией. Реальность заключалась в том, что я чувствовала себя взвинченной, невротичной матерью, которая попалась в ловушку ответных реакций. Осознавание, которое я так лелеяла и совсем недавно познала как свою подлинную природу, стало внешним и далеким ароматом. Он не имел отношения к женщине, которая пробиралась по пробкам.

Подъехав к дому, я выключила двигатель и просто сидела в машине. Иногда машина служила мне таким же хорошим пространством для соприкосновения с настоящим моментом, как и самый святой зал для медитации. Сначала я чувствовала беспокойство и сопротивлялась порыву устремиться в дом и проверить почту и телефонные звонки. Вместо этого я ждала, чувствуя свое тело и ощущая, что требует наибольшего внимания. Сидя так, я видела, как белки гонялись друг за другом по деревьям на моем заднем дворе. Мои чувства также гонялись друг за другом, и я знала, что мне придется дать им выход. По ссутулившимся плечам и нарастающему чувству усталости я распознала поражение.

Я чувствовала себя такой умиротворенной и открытой за секунды до того, как сын вошел в комнату. Как я могла сжаться так внезапно, почувствовать себя такой неполноценной, такой раздраженной, такой напряженной? Я терпела поражение на всех фронтах – в медитации, в материнстве, в жизни. Это чувство неуверенности в себе было знакомо. Смогу ли я когда-нибудь удерживать внимательное и открытое осознавание во время взлетов и падений повседневной жизни?

В кульминационный момент пробуждения Будды Гаутамы он столкнулся с огромной силой сомнения. Он провел ночь под деревом бодхи, отвечая с осознанностью и сочувствием на все вызовы Мары, бога жадности, ненависти и заблуждения. Когда ночь близилась к завершению, Гаутама знал, что его ум и сердце пробуждены, но он все еще не до конца свободен. Мара бросил ему самый сложный вызов: по какому праву Сиддхартха стремится к просветлению? Другими словами: «Что ты о себе возомнил?» Именно голос Мары заставляет нас злиться на самих себя, отказываться от нашего пути, убеждает нас, что мы идем в никуда.

Когда мы соединяемся с тем, что находится прямо перед нами, мы осознаем подлинную неизмеримость того, кто мы есть.