Рабыня

Лифт открылся с веселым электронным звоном. Лина вошла внутрь. Она повернулась и посмотрела на Гаррисона, на его широко раскрытые, умные глаза и выразительный рот, который как раз открывался, чтобы сказать что-то еще, но слова ушли в никуда: двери закрылись, и Лина увидела только собственное размытое отражение в стальной стене.

Лифт поехал вниз, и она заплакала от злости и отчаяния. Она потеряла бдительность и забыла математику: юридические фирмы представляли игру с нулевой суммой. Сколько сотрудников может стать партнерами? Пять процентов? Два? Дэн, должно быть, и Гаррисона поманил обещанием партнерства. Каждое дело имело значение, каждая встреча с клиентом, каждый оплачиваемый час давали вам шанс проявить себя, а вашим коллегам споткнуться.

Лина вытерла глаза рукавом рубашки, выпрямилась и шагнула вперед, чтобы рассмотреть свое тусклое отражение. Опустив голову, она стерла темные разводы потекшей туши, заправила волосы за уши. Она собирается в Ричмонд, штат Вирджиния, где найдет сведения о потомках Джозефины Белл. И эта цель внутри нее стала еще тверже. Возможно, она не так беспощадна, как Гаррисон, и не так влиятельна, как Дэн, но у нее есть все необходимое, чтобы преуспеть здесь. Разве она не специалист по праву? И очень, очень хороший.

Джозефина

Близилась ночь, а Мистер не вернулся. Когда солнце низко опустилось над оранжево-голубым горизонтом, Миссис захотела погулять, и Джозефина повела ее по передней дорожке к воротам и обратно в дом, и снова, и снова.

Миссис была в своих повседневных туфлях; она больше не спрашивала о ботинках. С каждым проходом Миссис все тяжелее опиралась на руку Джозефины, но все же настаивала, чтобы они оставались на улице. «Мне нравится чувствовать на лице солнце, – сказала Миссис. – И движение ног». Вдоль позвоночника Джозефины, где застегивалось платье, стекала струйка пота, как будто по коже ползло насекомое.

Пока они гуляли, Миссис сплетничала о Мелли, о позоре старой девы, и вспоминала свою старшую сестру в Миссисипи, такую некрасивую и книжную, и что с ней стало? Джозефина слушала, кивала и думала о Натане и дороге к гробовщику. Подскажает ли Натан путь? Своей памяти она не доверяла, вряд ли она найдет дорогу во второй раз. Теперь гробовщик не откажет ей. В тот раз она сама была виновата: слишком долго ждала, а живот все рос и рос.

А Лотти? «Сейчас самое время, – скажет ей Джозефина, – другого не будет. Я видела признаки Провидения: опухоль на шее Миссис, растущая с каждым днем; воробей с головой, похожей на стрелу; плачущая кожа доктора, красная и потрескавшаяся, скрытая под костюмом. Разве это не указывает на побег?» Поймет ли Лотти, поверит ли?

Джозефина приготовила для Миссис Лу простой ужин – хлеб и бульон с мятой и чайной ложкой бренди – и уложила ее в кровать. Мистера нет как нет. На горизонте висела оранжевая полоса, а ночное небо становилось ярким и чистым. Впереди были часы тьмы, и они казались огромными, неизмеримыми. Как далеко она сможет уйти? Сколько миль до города Филадельфия?

Джозефина спустилась к хижинам. Тьма здесь была гуще, чем у дома. По всему ряду мелькали костры, на которых готовилась еда. Движущиеся тени и звуки работников, стряпающих ужин – кусок мяса, оставшийся от выданного на неделю, свиной жир и бобы, коричневая форель из реки, запахи еды, смешанные с запахом уборной. Отис работал при свете факелов в боковом садике, где работники выращивали фасоль, морковь, капусту, картошку, тыкву. Его спина была согнута, руки в земле. Он поднял голову и кивнул проходящей мимо Джозефине.

Лотти и Уинтон сидели возле своей хижины. Джозефина увидела силуэт Уинтона на ступеньках крыльца, а потом Лотти – она встала и пошла к огню, ее походка была медленной, а тень – длинной и деформированной в колеблющемся свете. Лотти вытащила из кармана передника ложку и сунула ее в черный горшок, висевший над пламенем. Джозефина вышла из тени в круг света, отбрасываемый костром.

– Добрый вечер, Лотти.

Лотти подняла ложку.

– Ох, ты меня напугала. Не подкрадывайся ко мне так.

– Прости, Лотти, я не нарочно. Давай зайдем. – Джозефина кивнула на хижину. Лотти открыла рот, но ничего не сказала, просто кивнула и последовала за Джозефиной.

Они уселись на трехногие табуретки. Хижину освещал только огонь, мигавший в квадратном окошке, вырезанном в стене. Зимой окно завешивалось мешковиной, но теперь оставалось открытым для воздуха и насекомых, дыма и света. У дальней стены лежала пара тюфяков, накрытых одеялом Лотти. Рядом с дверью стоял маленький грубый стол, в коричневой стеклянной бутылке – колокольчики, которые Лотти сорвала утром.

Лотти сказала:

– Джозефина, а правда, что к Миссис приходил доктор? Калла видела его.

– Да, доктор приходил. Он сказал, что Миссис умирает. И Мистер убежал, я не знаю, куда он пошел. Я ухожу, Лотти. Не могу ждать. Пожалуйста, пойдем со мной, разве вы с Уинтоном не хотите уйти?