— Тогда некому было бы тащить твою проклятую тушу через весь чертов корабль, – прорычал Экаддон, приводя подъемник в движение.
Фулгрим вырвался вперед, раскрывая крылья из–за своих плеч. Он всё еще рос, когда он двигался, словно пятно света, не имеющее границ. Позади него Н’кари сползал с помоста, и его лицо являло собою маску восторженной ярости.
Они не продержатся здесь достаточно долго - даже без трансцендентной силы Фулгрима им противостоял целый с городом, а то и вовсе мир. Все благословленные воины Семнадцатого умрут, и их души навсегда будут пленены во власти вечной агонии. Единственный шанс выжить - это произнести имя, что вырывалось из его разума. Лоргар осознавал это, подумалось Лайаку: потому он и взял с собою столь малое число воинов. Он усыпил внимание Фулгрима собственной уязвимостью, дезориентировал своего демонического родича, спрятав свое настоящее оружие за ликом маски Лайака, скрывающую пустоту внутри его души. Это действительно сработало, но у Зарду было достаточно возможностей умереть в те краткие мгновения, между которыми он с кровью выплевывал из себя истинное имя.
Болтерные очереди Несущих Слово. Взрывы разрывали плоть Фулгрима, а его тело истекало струями крови цвета индиго, что в мгновение ока превращалась в мерцающий дым. Телекинетическая сила волной сорвалась с конечности павшего примарха, сбив троих воинов Аврелиана с ног, и раздавила их, словно перезревший плод. Невидимая стена давления врезалась в следующего легионера, но её встретил купол золотого света, и противоборствующая психическая мощь столкнулась во вспышке ослепительного сияния. Лоргар шагнул вперед с поднятой левой рукой, опустив булаву; Фулгрим же с шипением молний стремительно атаковал, заставляя сам воздух вокруг него кричать от переизбытка божественных сил. Изогнутые мечи стали размытым ореолом, падающим вниз для удара; в ответ Уризен воздел палицу, и тени развернулись от него, распространяясь по земле и воздуху. Клинки Фулгрима опустились вниз, и сумрачные силуэты встретили их в движении.
Зрение Лайака потемнело, когда воздух разорвали новые осколки истинного имени. Его поры потели кровью, а тело тряслось, содрогаясь от удушья.