Рабы Тьмы (ЛП)

— Мы – Легион, – сказал он. – Мы – сыны Магистра Войны. Мы не предаем друг друга.

— Предаете, – отозвался демон. Его голос был сухим треском искалеченных голосовых связок, но узнаваемым. Это не был острый скрежет демона, не живое урчание Граэля Ноктюа. Это был голос Торгаддона, уже как половину десятилетия погибшего в костре Исствана III.

— Кибре и Аксиманд верны Луперкалю, они…

— Они идут. Чего ты хочешь, Малогарст? Помочь Магистру Войны или сохранить верность идеалу, которого ты помог убить?

Убийца… Слово вновь пронеслось в его мыслях.

— Об этом нужно позаботиться.

— А о чем не нужно?

Он посмотрел в глаза демона.

— Каким силам ты служишь, что так охотно помогаешь мне, тварь?

— Это мое дело.

«Такой ответ беспокоит меня больше всего», – подумал он.

— Хорошо, брат, – сказал он. – Мы договорились. Пусть война и убийство свершатся.

На лице демона все еще играла улыбка, когда он склонил голову.

Лайак

Дворец, по размерам сопоставимый с городом, плакал, когда они проходили через него. Крики боли, смерти и наслаждения эхом раздавались в проходах. Силуэты, человеческие и нет, плясали под их ногами и шипели, умоляя, перед тем, как перерезать свои собственные глотки. Многие продолжали бормотать, пока их кровь текла по белоснежному мрамору. Лайак отметил, что все они перед смертью плакали. Звуки отражались от стен построек и стекали вниз, создавая оглушающий шум. Силуэты смотрели на них с утонченных балконов гладкостенных башен. Мутанты с головами быков и мускулистыми, покрытыми маслом телами сопели и фыркали, угрожающе потряхивая мечами с изогнутыми на манер крюков лезвиями и кулаками, обмотанными острыми цепями. Вздутые груды плоти в одеяниях из шелка и вельвета говорили на высоком, ломком языке, который Лайак никогда не слышал. Среди них двигались нерожденные, скользя между формами гибкими, томными, зубастыми и когтистыми, лаская и жаля смертных по прихоти. Сознание Лайака мутилось от наполненного варпом воздуха. Он не мог больше различать, что было создано мыслями, а что из материи; они переплелись, подобно чередованию песни или речи.

— За нами наблюдают, - сказала Актея.

— Естественно, - ответил Лоргар.

Их никто не задержал на входе. Удивительно, но он не видел ни врат, ни других сооружений, которые можно было бы назвать укреплениями, но с каждым шагом он все сильнее чувствовал угрозу.

— Нет, - проговорила Актея. – Я не имею в виду демонов или колдовство. Это… силы наблюдают за нами. Я чувствую их.

— Я знаю, — парировал Лоргар. Актея не ответила.

Их путь шел дальше и дальше, изгибаясь вокруг башен и кружась вокруг соборов из яркого цветного стекла и полированного серебра. Лайак узнавал геометрию эльдар в их линиях, но измененную, будто воля, направлявшая руку, что создала каждую башню, колонну и дверь, намеренно вкладывала едва уловимую насмешку и надругательство. Каждая стена была мягко изогнута, углы притягивали взгляд и не отпускали, пока не приводили его к жемчужной статуе, бассейну с водой, освежеванному силуэту, подвешенному в паутине цепей, чьи стоны идеально резонировали с мелодичным боем. Порой они пересекали пространство между строениями и смотрели вниз, в каналы, наполненные чистой водой, или на дорогу, переполненную крылатыми демонами, сидящими на корточках, с багряными руками и губами.

— По какому пути мы следуем? – спросил Лайак. Демон, раскрыв обтянутые кожей крылья, взглянул на него. Актея, посмотрев на него, перевела взгляд в сторону.

— Никакому, – произнес Лоргар, - но мы доберёмся к Фулгриму. Он будет там, где всегда желал бы находиться – в центре внимания. Он захочет показаться первым.

Как только Лоргар закончил говорить, они пришли к просторной веранде. Статуи из алебастра, мрамора и нефрита охватывали её. Издалека они казались идеальными, но при ближайшем рассмотрении – ужасными. Вода с журчанием разливалась из фонтанов, приняв форму идеальных мужских и женских фигур. Лайак осмотрелся и заметил залитые кровью глаза, таращившиеся на него из глазных впадин одной из статуй, ему казалось, будто он слышал приглушенный, тихий крик в своей голове. Толпа заполнила свободное пространство. Светлые шелка развивались на тёплом бризе. Лица в масках обратили свой взгляд на них, в их одеяниях и украшениях переплетались горе и радость. Толпа, пройдя вперёд, разделилась. Тонкие, словно ивы, фигуры в розовых туниках отделились от общей процессии и начали бросать в воздух цветы с серыми лепестками и пепел. Лайак заметил, что у всех них были либо глаза, либо рты, либо нос, либо уши, и всегда лишь что–то одно.

— Аврелиан, Аврелиан, Аврелиан… — пели они.