Сегодня утром мы с мамой выгуливали Мисти. Мама разговорчивее, чем обычно. Работа в доме престарелых явно наводит на размышления. Волонтерство, плавание, библиотека и отец — в последнее время дел у нес непроворот.
Чтобы не отставать от «нас, детей», мама собирает статьи про эту @$&*% информационную супермагистраль. Материала набралось столько, что информация наконец проникла в ее сознание. Мама даже спросила меня про человеческий мозг и механизм запоминания.
Я не стал пересказывать ей теории Карлы про тело и хранение информации, потому что совершенно не могу обсуждать собственное тело с матерью. Сказал только:
— Компьютеры учат нас одному: нет смысла запоминать все. Важнее уметь находить информацию.
— А если память используется слишком редко? Или мало? Вдруг информацию невозможно будет достать?
— Ну… Если исключить распад протонов и космические лучи, думаю, информация сохранится навсегда. Просто… ее будет нельзя найти. Представь, что потеря памяти — как лесной пожар. Естественное явление. Его не нужно бояться. Ведь на пожарище вырастают цветы.
— У твоего деда была болезнь Альцгеймера, знаешь? Может, не надо было тебе говорить…
— Знаю. Папа мне давным-давно рассказал. Она быстро проявилась?
— Увы, медленно.
Мисти стала закадычной подругой женщины, которая остановилась во время пробежки, чтобы померить пульс. Как собакам легко!
Мама сказала:
— Я вот думаю, не слишком ли затянуто благодаря науке наше пребывание на земле. Может, не так и плохо уйти до того, как закончатся семьдесят один целый пять десятых года, гарантированных государством?
— Мама, это не тот разговор, в конце которого говорят: «У меня рак», правда?
— О боже, нет, конечно! Просто я смотрю, как живут старики. Они такие одинокие, ничего не помнят… Вот меня и посещают мрачные мысли. И все. Ой, что-то я разболталась! Думаю только о себе.
Маму в детстве учили, что проблемы других всегда важнее ее собственных.
— А еще какие у тебя мысли? — спросил я.
— Ну, так, думаю…
— Что думаешь?
— Мне кажется, что я… теряю себя. Звучит так, как будто я домохозяйка, которой стало скучно. Но мне не скучно. Просто у меня тоже есть проблемы.
Я спросил, что за проблемы, и она ответила, что есть проблема, о которой лучше не говорить, но она в нашей семье самая страшная.
— Я хочу записаться в метафизическую дискуссионную группу.
— И всего-то?
— Думаешь, у меня шарики за ролики заехали?
Я еще не слышал, чтобы это выражение употребляли не в юмористическом смысле и поэтому ответил после долгой паузы, как будто связывался со спутником:
— Да ты что, нет!
У нас с Карлой встреча метафизической дискуссионной группы почти каждый вечер.
Оставшийся день я провел в режиме «ПРОГУЛКА». Мы с Карлой колесили по великолепному Заливу. Здешние автострады прекрасны: двести восьмидесятая, что взмывает на гребень холма и уходит на север, мимо съездов на Пасифика и Дейли-сити; «клеверный лист» девяносто второй на Хейвард; съезд на Хаф-Мун-Бей со сто первой… Это красота чувственная, бесконечная, многообещающая.
Мы прогулялись по лугу и изобразили классическую сценку: Он и Она в замедленной съемке бегут по траве навстречу друг другу. В супермаркете на Калифорниа-стрит посмотрели на поющие аниматронные овощи. А потом пошли искать итальянский ресторан, чтобы разыграть еще одну сценку, со спагетти и поцелуем, из «Леди и Бродяги».[134]
За ужином мы заговорили про шифрование данных. Мне стало интересно, на что будет похож абзац без гласных (я вспомнил, что Итан познакомился с Майклом, когда тот сидел в ресторане «Чили» и вычеркивал из меню гласные). Надо будет поэкспериментировать.
Эйб:
>Сегодня дождь кончился, я вышел из дома и попрыгал на батуте. Но. Все не то. Не стоит над душой Баг, не расписывает, что такое квадриплегия.
Может я слишком мало общаюсь с людьми в течение дня… Иногда перебрасываюсь парой слов то с тем то с этим, но это почти ничего не дает. А люди по идее мне близкие, семья, например… с ними я тоже не обсуджаю серьезные темы.
В общем, мы с тобой можем говорить обо всем. Мне это непривычно, я иногда как бы теряюсь. Ну вот, проговорился. Счас отправлю, пока сам себя не остановил.
Вечером ужин-барбекю с моими родителями.
Зашла речь про выставку CES, которая проходит в январе в Лас-Вегасе и в июле в Чикаго. Мама спросила, почему CES придают столько значения, и Итан, который вместо еды сорвал грейпфрут с дерева рядом с глицинией, сразу ответил. (Они с мамой отлично ладят, он всегда уделяет ей внимание — не как Эдди Хаскелл,[135] а в хорошем смысле. А еще Итан — настоящий информационный бензопылесос.)