Не могу сказать, что люблю свою работу. Студенты очень много мусорят и как будто смотрят сквозь меня. Профессура — снобы, убеждённые в том, что тяжким научным трудом добились права не убирать за собой. Если бы не чек, который я получаю по почте, я бы давно забыла, что вхожу в профсоюз. Большая часть сотрудников здесь — хмурые белые мужики–женоненавистники, а я одна из немногих женщин в их окружении. Приходится мириться с расистскими шуточками и мизогонией.
Работа хорошей уборщицы незаметна. Можно сказать, что я творю волшебство собственными руками: я заставляю кучу всякого хлама в коридорах просто–напросто исчезать. Благодаря мне вы не чувствуете вонь в туалете. Я тщательно закрашиваю сколы на облицовке ванных комнат. И я горжусь тем, что делаю. Не потому, что это доставляет мне удовольствие, а потому, что я делаю это на совесть.
И сами мы тоже невидимы. Мои друзья и я — бунтующие дети рабочего класса, которых лишили всех самых новых и модных приблуд. В 80–е мы были теми безумцами, которые устраивали собственные кишащие червями компостные кучи и пытались подорвать общественные устои в родной Америке, разрушить Американскую Мечту. В 90–е мы работали над тем, чтобы превратить растительное масло в источник энергии. В первое десятилетие нового века мы решили отдохнуть от приключений и обнаружили, что мейнстрим поглотил наши вкусы. Корзины для компоста, производимые на конвейере, биодизельные заправочные станции, гибридные автомобили, интернет–магазины хэнд–мейда — всё это вызывает у нас ностальгию. В наши дни большая часть работы никому не интересна. Ни начальству, ни сотрудникам, ни клиентам. Я работаю 8 часов в день 5 дней в неделю, но большую часть этого времени я провожу за чтением книг в пустых аудиториях, заказом выращенных семян по интернету прямо из своей коморки или же попросту сплю в пустом кабинете. И никому нет никакого дела, что моя смена длится 8 часов, а всю работу я выполняю за 3.
У такого рода работы есть свои материальные преимущества. Например, никто из моих друзей не тратится на покупку туалетной бумаги или чистящих средств. Офисное кресло с незначительным дефектом немедленно отправляется в дом к какому-нибудь соседу. С прибытием новых диванов снова наступает Рождество: завхоз ВУЗа избавляется от старых. Я ценю всё это не в качестве «дивидендов с работы», но в качестве важных инструментов поддержки подпольной экономики дара. Для меня это не столько политический вопрос, сколько стиль жизни.