Когда «машины» только внедрили, надсмотрщик («супервайзор») сказал нам, что те, у кого будет самый высокий рейтинг эффективности по итогам недели, будут получать оплачиваемые выходные. Трудно передать, как сильно это отразилось на нашей культуре солидарности. Там, в парнике, мы всё делали с более–менее одной скоростью. Те, кто работал споро, притормаживали, чтобы помочь более медленным на их грядках, и в конце рабочего дня все выходили практически в одно время. Ящики каждого наполнены томатами. Под угрозой высылки обратно в Мексику мы все меньше всего хотели выделиться из общей массы, не важно, работая слишком медленно или слишком быстро.
Но с внедрением нового планшетного режима, защищавшая нас анонимность равномерной работы была поставлена под удар, потому что каждый рабочий бросился вперёд с твёрдым намерением улучшить свой рейтинг эффективности. Товарищи теперь рассматривались как злые враги, которые только и ждут возможности выдать такой же или более высокий рейтинг. В конце концов, мы собрались, обсудили всё это и решили отказаться от использования наладонников. Наше хрупкое перемирие просуществовало несколько дней, пока, наконец, управляющие не нанесли ответный удар, отправив шестерых подозреваемых лидеров обратно в Мексику и объявив, что приз для самого быстрого работника отменяется. Тех, кого отправили на родину, заменили гастарбайтеры с Ямайки — откровенное проявление тактики «разделяй и властвуй». Все остальные сдались и вернулись к использованию планшетников.
Наладонники были столь эффективным средством контроля, что мы редко когда видели гринго, управлявших производством. Человеческий надзор был излишен. Контроль осуществлялся незаметно и легко — идеал для любого корпоративного департамента людских ресурсов. Начальнику не приходилось приглядывать за нами с кнутом наготове: кнут висел у нас на шеях, практически проник в наши головы.
С тех пор прошло достаточно много времени, но я часто возвращаюсь мыслями к наладонникам. Они дали мне возможность по–другому посмотреть на те технологии, которые мы принимаем как данность. Многие из них являются неотъемлемой частью нашего «досуга» — и они действительно являются «нашими» машинами. Но это всего лишь означает, что у них расширенные права доступа к нам.