Работа

Ещё одно либеральное предположение: мысль о том, что академическое образование — это ярмарка идей. Ярмарка — это хорошая метафора: как и людям, идеям приходится конкурировать между собой в изменчивых условиях капитализма. Какие-то идеи заручаются поддержкой советников и СМИ, финансовых интересов (от миллиона долларов и выше), иногда — целыми военно–промышленными комплексами. Другие же в прямом смысле этого слова оказываются рождены в тюрьме. И, несмотря на все эти обстоятельства, почему-то считается, что те идеи, которые выбираются наверх, обязательно самые лучшие: как и самый успешный бизнесмен, должно быть, является наилучшим представителем рода человеческого. В соответствии с этой школой философской мысли, капитализм существует, потому что все, от миллиардера до курьера, соглашаются с тем, что капитализм — отличная идея.

Но студенты не генерируют идеи в вакууме. Их выводы обусловлены влиянием классовых интересов. Чем больше вы продвигаетесь по системе образования, тем более богатых студентов будете встречать. Особенно в свете роста цен на образование при одновременном урезании бюджетных мест. Следовательно, наибольший престиж в академической среде получают наиболее реакционные идеи. И если какие-то консерваторы до сих пор взирают на университеты как на очаги радикализма, то это просто потому, что классовые интересы профессуры не столь реакционны, как интересы управляющих менеджеров.

Мы не хотим сказать, что дети богатых родителей обязательно рождаются с желанием стать №1. Для производства CEO требуется столько же усилий со стороны аппарата социальной инженерии, как и для производства самого подобострастного из работников. Большая часть индоктринации происходит незаметно. Например, учебный план для студентов не включает в себя занятия по выращиванию и приготовлению пищи, пошиву и ремонту одежды или механизмов. Предполагается, что если студенты пойдут по начертанной дорожке, всегда найдутся достаточно бедные люди, которые будут готовы всё это делать за них. Таким образом, система высшего образования подготавливает студентов к моменту, когда они возьмут власть в свои руки, и в то же время лишает их возможности удовлетворить собственные простейшие нужды, если вдруг они окажутся вне экономической системы. Всякая альтернатива рыночным отношениям кажется по–настоящему опасной для жизни.

И хотя учителя действуют в первых рядах при насаждении дисциплины среди бедных и легитимизации привилегий богатых, на самом деле не стоит их винить. Большая часть учителей — прекрасные люди. Многие могут оказаться хорошими наставниками и друзьями вне школьных рамок. Многие отказались от собственных возможностей заработать деньги, потому что верили, что работа учителя важна, пусть и не прибыльна. Но по большому счёту, те роли, которые они вынуждены играть в школьных кабинетах, мешают им наилучшим способом реализовать собственные таланты и желание творить добро ради следующего поколения. В школах, как и повсюду, система прочно держится на плечах тех, кто думает, что может изменить её изнутри.

Индустрия услуг

Два века назад существенная часть рабочего люда в этой стране была занята в индустрии добычи ресурсов с/из земли: сельское хозяйство, рыболовство, шахты. В результате промышленной революции существенная часть рабочей силы оказалась сосредоточена на заводах. С тех пор технологический прогресс последовательно уменьшал количество рабочих мест в сельском хозяйстве и промышленном производстве, в то время как сами заводы переместились в другие страны с более дешёвой рабочей силой. Поэтому в наши дни большая часть населения развитых стран занята производством услуг, а не материальных товаров.

Стандартизация и механизация, которые Форд представил в промышленном производстве, спустя поколение появились в сфере услуг. Корпоративные франчизы вроде Уолмарта и Макдональдс индустриализировали потребительскую часть рынка, видоизменили общественное пространство массовым производством брендов и пиар–кампаниями. В это же самое время call–центры внедрили модель конвеерного цеха в индустрию личных услуг. Малый бизнес, действовавший в тех же рыночных нишах, что и эти гиганты, не выдержал конкурентной борьбы. Следующее поколение мелких предпринимателей было вынуждено сосредоточиться на предоставлении специфических услуг вместо удовлетворения общих потребностей: магазины здоровой пищи, бутики винтажных вещей, запрещённые удовольствия. Это совпало с периодом диверсификации товаров потребления, которая последовала за экономическим кризисом 1970–х: как раньше производственная модель ремесленной мастерской превратилась в модель заводов и потогонных мастерских, так и потребительская модель превратилась из «магазинов для всей семьи» в корпоративные сетевые гипермаркеты и созвездие независимых магазинчиков.