Работа над ошибкой

Эмиль бросил взгляд на деревянную тумбу у стены, на которой лежал узкий конверт из плотной желтой бумаги. Времянкин выбрался из-за стола и подошел к комоду. Он взял в руки конверт и тряхнул его трижды. Внутри что-то болталось.

– Откуда он?

– Лежал на полу в прихожей, видимо, сунули под дверь. Я нашла его ночью, когда вернулась. Ты уже спал. На нем твое имя. Внутри что-то есть, но я не открывала, – ответила Алена через стену.

И сам конверт, и надпись на нем отличались от письма Мелании, доставленного похожим образом минувшим вечером. Но Эмиль все же подумал, что это послание от нее. Он заранее насторожился, не ожидая ничего хорошего. Вскрыв конверт и вывалив содержимое на крышку тумбы, Времянкин испытал судорогу восторга. Мефистофель, целый и невредимый, во всей своей красе лежал на лакированной поверхности, поблескивая черными каменьями.

– Вернулся… Приедем домой, сделаю для тебя надежный чехол. Такой, чтобы никто не мог тебя забрать.

Эмиль возвратился к столу, взял чашку, еще раз вдохнул кофейный аромат и улыбнулся. Гора упала с его плеч. Хотя ему и предстояло пережить позор на конкурсе, появление конька вернуло надежду на исправление ситуации в будущем.

В такси ехали молча. Эмиль размышлял о том, что могло послужить причиной столь великодушного жеста со стороны Мелании. Ян, как и Эмиль, вел себя немного отстраненно. Думал о чем-то своем, пожевывая губу. Алена любовалась городом через окно автомобиля.

В гостиной Дома музыки Эмиль то и дело поглядывал в тот угол, где обычно располагалась Мелания, но ее почему-то не было на месте. На канапе сидел лишь ее загипсованный аккомпаниатор, который постоянно смотрел то на часы, то на входные двери. Время от времени он вставал с места и выходил куда-то, потом возвращался и снова смотрел на часы.

Выступление Эмиля должно было стать завершающим номером конкурса. Мелании же выпал номер восемь. Однако концерт уже шел, а она так и не появлялась. С одной стороны, Времянкин радовался, что его обидчицы нет рядом. С другой, он не понимал, как ему действовать дальше. Оставались ли в силе его гарантии? Выступить плохо или показать себя во всей красе? В случае неявки Журавлевой, Эмиль становился бесспорным лидером конкурса. Даже с тремя баллами в третьем туре его положение в общем зачете существенно не менялось.

Мелания так и не приехала. Ее аккомпаниатор лишь разводил руками, когда организаторы конкурса просили объяснить причину отсутствия участницы. Эмиль понимал, что должно было произойти что-то серьезное, чтобы эта одержимая победой женщина не явилась ко времени. «Чтоб ты провалилась, злодейка», – в сердцах подумал Времянкин.

Наконец пришел и его черед выступать. Эмиль и Ян стояли за кулисами. Внезапно учитель, не проронивший за все утро ни слова, заговорил:

– Ты сегодня без булавки?

– Она в кармане.

– Надень ее.

– Думаете, с ней я буду играть лучше?

– Это уже часть твоего образа, твой символ. Знаешь, как тебя называют в здешних кулуарах? Мальчик с булавкой.

– Я надеялся, будет что-то более звучное. Мальчик с булавкой как-то не изобретательно, вам не кажется?

– Кажется. Но факт в том, что конек уже часть тебя, без него могут и не узнать. – Ян улыбнулся. – Это шутка, конечно. Но булавку надень все же.

Эмиль достал конька и приколол его к рубашке.

– Обо мне говорят?

– Говорят, говорят, так что дай им очередной повод тебя обсудить. Твоего основного преследователя нет – Журавлева так и не появилась, – можешь играть спокойно. Да? Бояться нечего.

Ян сунул под мышку свернутую партитуру и освободившейся рукой похлопал ученика по плечу.

– Ну да, – согласился Времянкин и выдохнул.

– Покажи себя! Мы здесь за этим.

Ведущий концерта объявлял Эмиля:

– Густав Холст. «Юпитер». Исполняет ученик музыкальной школы номер один города Пушкино Эмиль Времянкин. Семь лет.

Воодушевившись скорым возвращением конька и отсутствием Мелании, Эмиль был полон решимости показать все, на что он способен.

– Выиграй! – скомандовал Ян, когда зазвучали приветственные аплодисменты зала.

Эмиль шагнул на сцену. Его глаза блестели, губы натянулись в сдержанной улыбке. Он сел за рояль и посмотрел на своего наставника, стоящего за кулисами. Нотный свиток, торчащий из-под мышки Яна, придавал ему вид азартного игрока, пришедшего на скачки поболеть за свою лошадь. Если в предыдущие дни конкурса Ян на время выступления Эмиля уходил куда-то в глубь кулис или слушал игру ученика из коридора, то в этот раз он остался у самой сцены, принял стойку заправского импресарио и, сложив руки на груди, внимательно следил за действиями своего протеже.

Времянкин зажмурился, погладил конька, открыл глаза и ударил по клавишам…

Завороженные мастерством исполнения зрители одаривали конкурсанта продолжительными аплодисментами. Взмокший пианист слез со скамейки и бросил взгляд на своего педагога. Тот слушал ликующий зал, протирая шею платком. Эмиль помахал публике рукой и нырнул в бархатный коридор.

– Есть над чем работать. Но в целом… Ты и сам слышишь.

Ян намекал на продолжающиеся овации.