Работа над ошибкой

– Люди. У меня в голове начинает понемногу проясняться картина будущего. Перспективы высекают радужные флеры, дорогая моя Аленушка.

– Узнаю брата двадцатилетней давности. Тогда ты рассуждал примерно так же. Правда, ближе к тридцати годам наступил период разочарований, ты помнишь?

– О чем ты?

– О том, что ты это уже проходил. В другой молодости.

– Я был туп и самоуверен, хотел изменить мир. Плевал на систему, пренебрегал ею. Сейчас все будет иначе: я использую систему, чтобы взобраться на самый верх. Это нечестная игра, знаю, но я устал быть никем. Это шанс получить признание, а вместе с ним и свободу делать то, что мне хочется. Кстати, в другой молодости, как ты выразилась, я уже был близок к успеху. Если бы Эрик был жив… Тогда все пошло наперекосяк! Но ничего, теперь меня заметят.

– Почему ты так уверен в этом?

– Ну хорошо…

Эмиль осмотрелся. Его взгляд остановился на декоративной тарелке, висящей на стене.

– Вот! Тарелка. Красивая, качественная, но не более. Так?

– От нее большего и не требуется.

– А если я скажу тебе, что ее сделал ребенок?

– Ребенок?

– Да. Маленький ребенок своими маленькими ручками вылепил ее и разрисовал.

– А сколько лет ребенку?

– Ну, пусть будет семь лет.

– Я подумаю, что этот ребенок очень способный.

– Теперь ты понимаешь? Я умен не по годам и уверен в своих силах. У меня есть четкая цель – это успех. Моцарт играл с четырех лет, в пять начал сочинять. Я могу играть не хуже маленького Амадея, и сочинения у меня уже есть. И конкурировать мне придется с малолетними бездельниками. Пока они будут ковырять в носу, я буду бить показатели и влюблять в себя всех вокруг. Люди полюбят меня, вот увидишь. Меня ждет непрерывное крещендо!

– Значит, все это ради удовлетворения тщеславия?

– Я отношусь к этому несколько иначе. В жизни каждого человека есть момент, когда он может стать кем-то. Великим музыкантом, спортсменом, писателем… Кем угодно. А потом наступает момент, когда «может» сменяется на «мог бы». Жизнь как игра, и в этой игре есть важное условие – ограничение по времени – не успел, и все. Поминай как звали. Проблема в том, что я только сейчас начал это осознавать. То есть я думал об этом и раньше, но так, чтобы прочувствовать, только сейчас. А мне между тем сорок один. И «мог бы»… – Эмиль пальцами обозначил в воздухе кавычки, –   …уже давно про меня. Сплошные несбывшиеся надежды. Ни кола, ни двора, ни энергии, чтобы добыть все это. Я устал прозябать, вести бесцельное пустое существование. И вот мне выпадает шанс вернуться к старту с такой форой. Мой опыт – мой гандикап. Не допустив старых ошибок, я смогу реализовать весь свой потенциал. Смогу состояться. У меня есть возможность прожить полную, интересную жизнь. Так мне кажется.

– Ой, не знаю, не знаю.

– Я знаю.

Времянкин зевнул.

– Можно я пойду спать?

– А завтрак?

– Не хочу – устал мертвецки. Лягу, ты не против?

– Хорошо, я постелю.

Эмиль подошел к Алене, прижался к ее ноге и обнял. Он едва доставал ей до пояса.

– Спасибо тебе за все, олененок. Ты лучше всех!

– Я уже давно не олененок. Олениха я.

– Важенка.

– Иди, вундеркинд ты наш.

Алена застелила диван в гостиной и оставила брата одного, закрыв двери в комнату. Эмиль достал из пиджака конька, положил брошь под подушку и улегся, укрывшись одеялом. Было слышно, как в кухне шипит масло на сковородке. В комнате монотонно тикали часы. Под их ритмичный ход Времянкин уснул. Да так крепко, что проспал все выходные, до самого утра понедельника.

IV

Эмиль сидел на кухне за накрытым столом и смотрел на стрелки настенных часов. «Еще минута прошла, а я просто сижу. Жду…» – подумал он. Мальчик проснулся раньше остальных и уже успел сделать зарядку, принять душ и приготовить завтрак для всех. Из другой части квартиры донесся сигнал будильника и почти сразу за этим послышалось шарканье тапочек. В кухню заглянула Алена.

– Доброе утро! – бодро произнес Эмиль.

– Привет, – растянула сестра.

Щурясь от утреннего солнца, Алена посмотрела на стол. Тот был аккуратно сервирован. Вареные яйца в пашотницах, дымящаяся каша, разложенная по тарелкам, поджаренные тосты и прочее.

– Может, и правда получится… – сказала она, развернулась и ушла в ванную комнату.

Через час Эмиль, Алена и Родион шли по улице в направлении школы. В бывшей одежде племянника Времянкин чувствовал себя намного лучше, чем в гигантских тряпках прежнего себя. Эмиль шел рядом с сестрой, продумывая в голове предстоящий разговор с директором школы. Родион плелся с другой стороны, держа маму за руку. Он заметил лежащую в лужице крышку от пластиковой бутылки и пнул ее. Та ускакала на несколько метров вперед и остановилась у бордюра.

– Родион! – одернула его Алена.

Поравнявшись с крышкой, мальчик снова ударил по ней ногой. Действие повторилось еще несколько раз. Он допинал пластмасску до школьного забора и уже там отправил ее в кусты. Когда троица оказалась у ограждения, Родион резко выдернул свою руку из ладони матери и побежал вперед.

– Все, пока, – бросил он, удаляясь.

– Что это с ним? – поинтересовался Эмиль.

– Стесняется при друзьях за ручку с мамой ходить. Видишь, у входа ребята стоят?