Я покосилась на Михайлова, но он невозмутимо стягивал майку.
— Муж — объелся груш.
Милка сочувственно спросила:
— Разбежались, что ли?
Я кивнула. Чтобы прекратить разговор, кивнула ей:
— Еще увидимся!
Сбросив сарафан, я подошла к Игорю.
Он насмешливо посмотрел на меня:
— Подругу встретила? Видная девушка.
— Ты, я вижу, времени тут не терял! — неожиданно заметила вслух.
Он сдвинул солнечные очки, посмотрел на мое расстроенное лицо и удовлетворенно отметил:
— А ты ревнивая… Как-то раньше я этого не замечал…
Я независимо дернула плечом:
— Купальник у Милки просто неприличный, вот все и пялятся на нее.
Поправив очки, Михайлов сказал:
— Твой купальник мне нравится больше.
Мы купались, потом Михайлова зазвали играть в волейбол, а мы с Анри устроились на трибунах.
Я наблюдала за тем, как играет Игорь. Помнится, когда-то я вот так уже смотрела на него… Только сегодня все было по-другому. Я еще не забыла, каким нежным он был со мной ночью, и от одного вида движений его мощного загорелого тела у меня под коленками дрожала какая-то тоненькая жилка.
Вскоре он подошел к нам, разгоряченный игрой и солнцем, потянулся за сигаретами. Уселся рядом, обнял меня за плечи.
Я тихо спросила:
— Не жалеешь, что остался?
Нас прервали Костя и Милка.
— Приходите вечером к археологам на танцы, сегодня приезжает мой брат, он сейчас популярный киевский диджей, так что считайте, мы вас позвали. Заодно пивка попьем, а то мы тебя даже не отблагодарили за помощь.
Игорь посмотрел на меня:
— Ты как?
Я кивнула.
Он заверил ребят:
— Обязательно будем.
Вскоре мы поднялись, Игорь свистнул Анри, который играл в переглядки с молодой афганской борзой. Когда мы уходили, она печально посмотрела нам вслед ореховыми глазами, и Игорь потрепал Анри за ухом:
— Зачем тебе эта красотка? Даже не настраивайся, навряд ли нам удастся убедить ее хозяев, что у вас будут замечательные щенки!
Анри выставил лопатки, и побрел. Чувствовалось, что Собакину совершенно не хочется уходить.
Папа уже был дома. Они с Игорем дожидались обеда, устроившись в тени с нардами.
Мы с мамой готовили обед в четыре руки, больше мешая друг другу. Схватившись одновременно за одну тарелку, мы расхохотались.
Игорь и папа поглядывали в нашу сторону.
По случаю жары мы приготовили окрошку, и свежие огурцы благоухали на весь двор. Мама изумительно готовит баклажаны в орехово-чесночном соусе, и все оценили ее кухню. Я уж не говорю о ее малиновом компоте!
Наконец, с обедом закончили, посуду перемыли.
Игорь отошел с сигаретой и уселся на нижнюю ступеньку. Я присела рядом с ним, привалившись к боку.
Папа понятливо посмотрел на нас и сказал:
— Разбираем девушек, и можно отдохнуть часок!
Конечно, целоваться мы начали, едва за нами закрылась дверь. И все было так хорошо и так правильно, как бывает, только если люди любят друг друга.
Игорь дремал, прижав меня к своему боку. А мне спать ни капельки не хотелось, и я тихо рассматривала его лицо, впервые так близко, и водила пальцем по его коже, и прикасалась к губам. Он просыпался, смеялся, ловил мою руку и целовал, целовал…
Он все-таки уснул, и я с неохотой отодвинулась. Потом вспомнила, что вечером нас пригласили на танцы, уже мрачно подумала, что там наверняка будет Милка со своим умопомрачительным бюстом, и решила, что мне тоже стоит подготовиться.
Я тихо поднялась и перебралась в свою комнату. Эх, жаль, я не догадалась захватить с собой пару вечерних платьев, как-то настроение было не то. А сейчас они бы мне здорово пригодились.
Я критически осмотрела свой арсенал: платья трехлетней давности!
Поскреблась к маме, и она вышла ко мне, зевая.
— И чего тебе не отдыхается?
Я поделилась своей проблемой, и она прониклась.
Мы пошли в гардеробную, и мама сделала широкий жест:
— Выбирай любое!
Посовещавшись, мы отложили два: ярко-алое платье, расшитое крупными пайетками, и черное, замысловато скроенное, с отлетным верхом; верх второго платья был украшен мелким стеклярусом.
Я примерила оба, и оба забраковала:
— В черном я буду похожа на секретаршу Игоря, а красное — чересчур вызывающее. Откуда у тебя такое?
Мама сердито сказала:
— Еще критикует! Если хочешь знать, я в нем как-то настоящий фурор произвела. У меня к нему есть замечательные туфли. Ты ведь, насколько я поняла, хочешь кого-то там сразить?
— Ну, тут главное, чтобы не наповал.
Мама вдруг задумалась, и пробормотала что-то. Она развернулась и пошла в спальню.
Вышла с платьем в руке:
— Вот! Это — то, что надо. Я его из Италии привезла, и не одевала почти совсем — оно мне немного коротковато, зато тебе должно быть в самый раз!
Платье было очень просто скроено, но сидело великолепно. Разве что было чуть широковато в талии, но мама мигом заколола его на мне иголками, и сказала:
— Это мы быстренько исправим!
Высокие проймы открывали успевшие загореть плечи, вырез демонстрировал как раз столько, сколько я хотела показать, а цвет… Вот если бы можно было сказать "цвет ящерицы"… В общем, я поцеловала маму и она, критически оглядев меня, снова полезла в шкаф.
Пара изящных туфелек, открывавших почти всю ступню, и сумочка на длинной цепочке довершили наряд.