Работа над ошибками

Гладиаторы, верхом на ревущих мотоциклах, кружили по полю, обмениваясь ударами плетей.

Каждый взмах плети с нанизанными на конце железными гайками вызывал взрывы криков и свист со стороны расположенных вокруг арены трибун. Толпа реагировала на каждое действие гладиаторов, и оттого над стадионом не смолкал многоголосый шум болельщиков.

Шел шестьдесят девятый год Нового времени и тридцать четвертый — правления Иеремии в Полисе. Многое изменилось за это время. Первые тридцать шесть лет городом правили: сначала его дед, бывший еще в старое время законным губернатором, а после смерти деда — отец, в прошлом крупный промышленник и банкир, ставший первым царем в Полисе.

Отец был человеком жестким, и даже жестоким. Он переписал составленные дедом-губернатором законы, ввел сословность и реставрировал крепостничество (и отчасти даже рабство).

Задолго до войны отец Иеремии получил образование в одном из университетов Англии, и хорошо знал историю и экономику. Образованию сына он уделял особое внимание, привлекая к этому людей компетентных, которых иной раз лично отыскивал в поселениях на пустошах и в разрушенных городах. Так в Полисе появлялись ученые, врачи, специалисты-технологи, что в дальнейшем положительно сказывалось на жизни Полиса и подконтрольных ему территорий. Старания отца не были напрасны, — Иеремия оказался очень способным учеником, и к моменту принятия им власти из одряхлевших рук отца имел приличное принцу образование.

Трибуна слева от Иеремии взорвалась воплями и свистом: один из мотоциклистов, чья плеть зацепилась за мотоцикл противника, не удержался в седле, когда тот резко увеличил скорость, и вылетел в грязь, чуть было не угодив под переднее колесо своего мотоцикла. Гладиатор быстро вскочил на ноги и достал из заплечных ножен короткий обоюдоострый меч. Его мотоцикл в это время успел врезаться в ограждения и, завалившись набок, заглохнуть. Слегка прихрамывая, мужчина стал отступать в сторону небольшого островка в центре поля, выложенного из покрышек от тяжелой техники. В это время его соперник уже выполнил разворот на дальнем конце поля и стал разгонять мотоцикл, двигаясь ему наперерез. Обе трибуны визжали: одни подбадривали наездника, другие — невольно спешившегося. Было очевидно, что хромой явно не успевал к островку, — мотоциклист, державший в правой руке изготовленную плеть, несся прямо на него. В последний момент хромой на удивление быстро отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от рассекавшей воздух в считанных сантиметрах от его лица плети, и выбросил правую руку в направлении уже начавшего удаляться всадника. Его пальцы разжались, позволяя мечу продолжить движение в указанном рукой направлении, и через мгновение острое с обеих сторон как бритва лезвие вошло чуть ниже левой лопатки всадника, пробив кожаный доспех. Трибуна справа взревела. Под рев толпы всадник завалился на руль, заставив мотоцикл наклониться и забрать влево и после завалиться набок. Гладиатора вырвало из седла. Мотоцикл завертелся на месте волчком и заглох, испуская пар. Не обращая внимания на толпу, хромой неспешно подошел к побежденному противнику, посмотрел на него несколько секунд, потом буднично извлек из мертвеца меч, отряхнул кровь резким движением и, наклонившись, отер лезвие о край его куртки. Выпрямившись, он вернул меч в ножны и, встав ровно, посмотрел в сторону сидевшего на отдельной трибуне в торце прямоугольника стадиона правителя.

Под шум толпы на арену вышел врач и, осмотрев поверженного гладиатора, знаком подтвердил смерть последнего. После чего к шуму толпы присоединилась барабанная дробь. Звуки барабанов становились громче, ритм ускорился, перейдя в бласт-бит. Наконец, шум толпы стал смолкать и вскоре над стадионом звучали только удары барабанной установки, которая находилась на другом конце стадиона, прямо напротив места правителя. Ритм напоминал звук двигателя мотоцикла. Дойдя до пика, звук барабанов резко оборвался, и над полем стадиона повисла тишина. Было так тихо, что можно было услышать жужжание пролетавшей мимо мухи. Внимание более чем десяти тысяч собравшихся на стадионе чтобы посмотреть кровавое зрелище граждан было обращено к Иеремии.

Царь встал (обе царицы последовали его примеру), и не спеша, в сопровождении жен, спустился по лестнице из семи ступеней на небольшой, слегка выступавший над полем, балкон. Гладиатор на поле двинулся навстречу правителю. Иеремия выставил вперед правую руку, сжав пальцы в кулак, потом отвел в сторону большой палец, держа его горизонтально, и резким движением повернул кулак так, что отведенный большой палец стал указывать вверх, в небо. При этом жесте царя над стадионом поднялся такой рев, в сравнении с которым все предыдущие крики и визги были легкой разминкой.

Генерал Харрис — глава тайной полиции и друг детства Иеремии, подошел к правителю после представления. Генерал имел взволнованный вид, что было весьма странным для этого невозмутимого как гранитный памятник человека, знавшего обо всем, что происходило в Полисе и далеко за его пределами от своих агентов.