Кушум медленно спустилась по ступеням, и замерла, глядя на воду. "С детства она любила эту реку, я если теперь, когда жизнь ее разбита, река не примет ее в свои объятия, то кто же примет! Я услышал всплеск и больше ничего".
Это один из самых типичных рассказов Тагора. Сама природа, так называемая бесчувственная материя, принимает участие в сюжете и помогает создать атмосферу благоговейного трепета, которая более, чем сюжет, определяет суть происходящего. Точно так же в "Рассказе дороги" дорога повествует, какие тайные стремления и обманутые страсти видела она. Почти во всех произведениях авторская нежность и симпатия на стороне женщин, юных девушек и маленьких детей. Портреты детей и подростков — мальчиков и девочек — создаются им с бесконечной нежностью и почти сверхъестественным проникновением в душу. Взрослые же герои-мужчины обычно рисуются в иронических тонах, даже если судьба их трагична. Пожалуй, единственное исключение — это Кабуливалла в одноименном рассказе, но ведь он афганец, а не бенгалец.
Тагор видел на улицах Калькутты высоких, дюжих пришельцев из Кабула, торговавших сушеными фруктами и орехами. Их называли "кабуливалла", рассказы о них нагоняли страх на бенгальцев. Считалось, что они вполне способны красть детей и уносить их в огромных сумах, висевших за их широкими плечами. Но конечно же, думал Рабиндранат, они тоже люди и тоже любят своих детей, как все родители по всему свету. И вот мрачный Кабуливалла становится в рассказе Тагора одним из самых привлекательных персонажей во всей бенгальской литературе. Дружба, которая завязалась между этим неграмотным, неуклюжим здоровяком, пришедшим с суровых гор Афганистана, и пятилетней бенгальской девочкой Мини, с ее нескончаемой болтовней и весельем, стала трогательным свидетельством того, как человеческое общение превозмогает барьеры расы, религии и социальных предрассудков.
Рассказы этого периода касаются различных аспектов жизни Бенгалии и описывают типы из всех классов общества. В целом они дают реалистическую и яркую картину жизни народа. Они замечательны тем, как тонко Тагор соединяет точные наблюдения и живую игру воображения, жалость и иронию, жизнь природы и жизнь человека, свидетельствуют о его удивительном даре выражать суть событий, о его широком гуманизме, нетерпимости к общественному злу.
Индия, которую он изображает, — это не фальшиво романтичная Индия Киплинга и туристских путеводителей. Он изображает подлинную Индию, Индию переходного периода, когда социальные классы по-разному реагировали на приход машинного века. В отличие от многих персонажей его пьес и романов, представляющих собой либо абстрактные типы, либо воплощение авторских идей, герои его рассказов всегда жизненны и ярки.
В одном из писем Тагор говорит о том, какое счастье доставляет ему писать эти рассказы: "Главная причина здесь в том, что герои их становятся моими сотоварищами, они остаются со мною, когда я запираюсь в комнате в дождливый день, а когда светит солнце, они совершают со мной прогулки по прекрасным берегам Падмы. Сегодня с утра в мой воображаемый мир вошла маленькая капризная девочка по имени Гирибала".
Гирибала живет в бенгальской литературе как одно из самых трогательных воплощений характера индийской женщины. Тагор в одном из писем июля 1891 года описывал сцену на берегу реки: "Одна из девочек особенно приковала мое внимание. Ей, должно быть, одиннадцать или двенадцать лет, но она хорошо сложена и упитанна, так что ей можно дать четырнадцать или пятнадцать. У нее привлекательное личико — очень темное, но с красивыми чертами. Волосы ее коротко острижены, как у мальчика, и это идет к ее лицу, выражающему ум и откровенность. На руках у нее ребенок. Она глядит на меня с выражением нескрываемого любопытства — не долгим замутненным взглядом, но живым и открытым. Полное отсутствие в ней застенчивости и ее манеры полудевчонки-полумальчишки, самоуверенные и в то же время по-женски грациозные, совершенно меня обворожили. Я не знал, что среди наших женщин встречаются подобные".
Ирония и жалость определяют настроение этих рассказов, жалость к растраченной юности и разрушенным надеждам; ирония — к мужскому эгоизму, бесчеловечности общественного и религиозного порядка, унижающему достоинство живых ради возвеличивания умерших.