Раб и солдат

«Ну, хоть что-то в плане тактики», ­– усмехнулся я.

— Эй, турки! — заорал бородач. — Хватит палить! Просто сдайтесь. Только ограбим и лошадей заберём. Вас не тронем. Клянусь, в живых оставим.

— А теперь послушай меня! — крикнул я в ответ. — Ты всем вяжешь руки. Все сдаётесь. Тогда больше никого не убьём. И, да! Лошадей ваших заберём. Очень нам нужны!

Гайдуки завыли, подражая волкам.

«Щенки, супротив черкесов — вы, дети малые! Стали палить в белый свет, как в копеечку».

— Ожидаемо! — усмехнулся я. — Придурки!

— Зачем же так? — удивился Дмитрий.

— Помнишь финальный бой богатырей? — студент кивнул. — Бахадур прав. Сила без ума — пшик! Тот Коренастый заставил Гору нервничать, потерять рассудок от злости. И взял его голыми руками. Так и эти разбойники сейчас. Только злостью и кипят. И ничего не соображают! Так, что: ванна — глыбокая, будем брать! Бум, бум!

Я пару раз пальнул под «бум, бум». Снял одного высунувшегося.

Прошло минут пять. Бородач стал думать.

— О! — воскликнул я, заметив его тактическую «хитрость».

— Что? — встрепенулся Дмитрий.

— Окружить решили. Растут на глазах.

Посмотрел на Бахадура. Указал ему на троицу, которая стала забирать влево.

— Вижу! — успокоил он меня.

— Постреляйте в том направлении, — предложил я туркам. — Чтобы не особо наглели.

Турки разрядили свои ружья в «обходчиков», заставив их прижаться к земле.

— Вы какие-то неправильные турки! — крикнул нам бородач.

— А мы не турки, болван! Мы греки!

— Коста, Коста! — позвал меня студент.

Двое с нашей стороны уже были на достаточно близком расстоянии.

«Теперь!» — подумал я.

— Перезарядил? — спросил трусишку. — Следи за ними. Не дай нас подстрелить.

— Хорошо, — выдохнул студент.

Я наклонил голову, изобразил полное погружение в перезарядку второго револьвера. Конечно, следил за разбойниками. Воспитание молодежи — воспитанием! Но жить-то — хотца! Не было никакой гарантии, что Цикалиоти найдет в себе силы и выстрелит. Я уже не говорю, что убьёт человека.

Один из разбойников, уверовавший в то, что, либо мы его не заметили, либо у нас с боеприпасами — швах, чуть приподнял голову, начал нахально целиться.

Бахадур это заметил. Уже поднял руку. Я шикнул на него. Глазами показал себе за спину. Алжирец все понял. Но руку не опустил.

«Мать твою, Димон! — я напрягся, и направил револьвер в сторону разбойника. — Давай уже!»

За спиной у меня раздался грохот выстрела.

То ли от страха, то ли Дмитрий был врождённым снайпером, но его пуля вошла аккурат по центру лба незадачливого гайдука. Пол черепушки в районе темени, практически, вышибло! И мозги — врассыпную! Эпичненько вышло!

Я оглянулся на студента с вытянутым от удивления лицом. Цикалиоти было не до моего восторга. Он, не отрываясь, смотрел на дело своих рук. Потом согнулся пополам. Его вырвало. Я протянул ему воду.

— Спасибо! Спас! — улыбнулся ему.

Студент покачал головой, схватил фляжку с водой. Сделал глоток, прополоскал рот, выплюнул. Потом полил воду себе на голову.

— Порядок? ­– спросил его.

— Не то, чтобы очень! — студент нашёл в себе силы улыбнуться. — Терпимо.

— Хорошо. Успокаивайся. Дыши глубоко. Дальше мы сами!

Я обернулся к Бахадуру.

— Пойдём? — спросил.

— Давно пора! — «проворчал» он и добавил, явно преувеличивая. — Сколько можно в пыли валяться⁈

Дальше сработали очень быстро. Выскочили из-за коляски. Бегом, под углом, бросились вперед в разных направлениях. Эффект неожиданности сыграл свою роль. И беспрерывные выстрелы, и ножи-молнии также не дали гайдукам опомниться. Последнее, более-менее боевое действие предпринял главарь-бородач. Но только он поднял руку с пистолетом, как тут же взвыл, выронив его. Нож Бахадура вошёл ему в предплечье. Оставшиеся невредимыми трое его последних соратника, тут же подняли руки вверх, сдавшись на милость победителям. То бишь — нам!

Дальше разобрались быстро. Приказал туркам эту четверку связать. Собрать все ножи великого мастера Бахадура, вытереть их и вернуть кудеснику. Позвал кучера, спрятавшегося в кустах в метрах ста от побоища. Тот, испуганно таращась на гору трупов, приблизился к коляске.

— Мы доберемся сами. Из вас, доблестный конвой, такая же охрана, как из нашего Димы — пехлеван-богатырь. Один остается сторожить пленных, другой скачет вызывать местное начальство. Ферштейн⁈

Жандармы хмуро кивнули. Потом сообразили, что их ждет награда. Дружно закивали и заспорили, кому остаться, а кому — ехать.

Студент молчал. Продолжал переживать.

— Ты тоже так…? — спросил он меня.

— Конечно! — ответил я, чуть соврав, чтобы успокоить его окончательно. — И похлеще тебя рвало! А как иначе? Это же человек! Какой-никакой, хоть тысячу раз подлец и гнида! И потом. Не убей ты его, сейчас бы мои мозги подбирал!

— Да, так! — согласился Дмитрий-воин.

Его лицо, наконец, ожило в робкой улыбке. Я хлопнул его по плечу.

— И никак по-другому! Задали перцу арнаутам! — вдруг раздухарился бывший юнкер.

— Арнаутам? — не на шутку удивился я, припомнив словечко, которым окрестили крымские татары моих любимых балаклавцев, отчего они бесились.

— Ну, да! Так еще прозывают разбойников-гайдуков.