Р26/5/ПСИ и я

Матери редко понимают сыновей, когда у тех не хватает ни сил, ни желания, ни опыта бороться с гормональными взрывами. Вот и у меня с матерью были трения. Она поджидала меня, когда я, крадучись, возвращался ранним утром. Приговор мне был написан у нее на лице. Тогда, в шестнадцать лет, в одну из знойных и звездных ночей я встретил Сару.

На тот раз я возвращался с набережной один. В надежде на приключение все-таки решил заехать в Олбани. Час или около того бродил безрезультатно по мысу, тоскливо глядя на огни Уэймута, извивами уходящие вдаль, к смутной громаде Портланда, и думал, какими нахальными и искусственными выглядят они сейчас, когда я один, без девушки.

Сара позвала меня по имени. Я уже встречал ее где-то в городе. И мать предупреждала меня держаться от нее подальше. При этом она использовала архаичные выражения, вроде «плохая компания», и делала большие глаза, пытаясь намекнуть на доступность девушки. К моему разочарованию, Сара была не одна. В компании было пять или шесть человек. Они сидели на траве, свесив ноги через край обрыва. Спокойно, как о чем-то обычном, Сара сказала, что они собираются попутешествовать, и пригласила присоединиться. Я поначалу не понял, о чем идет речь. Потом заметил сверкнувшую в ее руке иглу для подкожных инъекций. Уходить было поздно.

Нарисовать, рассказать, описать ощущения невозможно. Так и это. Сравнивать просто не с чем, доктор. Думаю, вы в курсе, наверное, читали статьи на эту тему, даже если и не пробовали лично. Они называли его «флэш». Так же, как новый универсальный очиститель для дома.

Я улетел в тоннель из звезд, наблюдая, как они несутся к вечно туманному диску с центром в Портленд Билл. Потом он исчез, а вместе с ним и моя последняя опора в этом мире. Звезды исчезли, и теперь я стоял, хотя и не видел земли под ногами. Я был выше двух с половиной метров, с бородой, был одет в белые одежды, светящиеся в сумерках. Передо мной была вода, она меняла цвет, плавно перетекая из бирюзового оттенка в черный где-то вдали. Я видел огни маленькой рыбацкой лодки. Я собирался пойти по воде, но один из учеников сказал, что им не нужно никаких доказательств. Сатана искушал меня. Мы повернули к постоялому двору, и я увидел перед собой Грешника. Я огляделся вокруг, полный печали и сострадания. Раздутые фигуры лежали вокруг, одурманенные ядом его деяний, время от времени взрываясь нестройным хором, ударяя чашами о стол. Я потребовал от него прекратить, выгнать их, закрыть постоялый двор и отправиться со мной, но он расхохотался дьявольским смехом. Меня стали избивать. Потом нас выгнали с постоялого двора, и мы лежали на траве, истекая кровью. Я чувствовал великую скорбь в отношении мира и желал искупить вину за все прегрешения Мао. Поэтому я решил заняться любовью с одной из девушек из рядов моих последователей, чтобы она зачала плод добра.

Очнулся я прозаически — от ослепляющей головной боли. Я рассказал вам, доктор, как все это выглядело в моих глазах тогда. Несмотря на то, что прошло много времени, я все еще помню эти первые мои ощущения совершенно ясно. Само собой, за первой пробой последовали другие, а потом — скандалы между матерью Сары и моей. Каждая обвиняла чужого отпрыска в том, что он сбивает их «ребенка» с пути истинного...

Однако было в этих трипах что-то чуждое, неземное, почему я и вспомнил о них сейчас. В конце концов, вы уже начинаете соображать, что с вами происходит, и не пытаетесь, скажем, пойти по воде. Тем не менее все было странным, иным, с ощущением скрытой угрозы — и это меня особенно возбуждало. Там был ты и твои друзья перед лицом неведомого.

Может, именно из-за этого я и стал относиться к Гертруде теплее, когда мы вместе исследовали Цузам. Столкновение с неведомым здесь, на Цузаме, внезапно послужило нашему сближению — для взаимной защиты. Мы не знали, с чем нам придется столкнуться, и вообще есть ли тут с чем вступать в борьбу, но ряд обстоятельств указывал на то, что эта планета — вовсе не такая, какой кажется...

Первая искра понимания промелькнула в тот момент, когда мы добрались до корабля. Гертруда прошла сквозь шлюз первой. Люк щелкнул, и я остался на платформе один. Я смотрел на разделяющую нас холодную сталь с тонким, как волос, контуром люка, и внезапно меня накрыло всепоглощающее чувство одиночества, заброшенности. Больше всего мне хотелось снова увидеть Гертруду, чтобы удостовериться в том, что с ней все в порядке и что я не один на этой планете. Наконец и мне удалось попасть внутрь. Она ждала меня прямо за дверью. Ни слова не говоря, мы уселись на свои кресла среди приборов и посмотрели друг на друга. И оба сразу же откинули спинки, укладываясь спать. Я уже говорил вам, доктор, она была старше и отнюдь не из тех, кого можно назвать привлекательной женщиной.