Р — значит робот

Что вы говорите?.. Что значит «предательство»? Какая «диверсия»? Что за чушь… Подождите, не так быстро… Неужели?.. Вы что, серьезно?.. Они все отказались воевать? Армии Лиги и Унии договорились и сложили оружие? И уже несколько дней никаких боевых действий? Войне конец? Совсем? Но как же это?!.

Да… Да…

Понимаю…

Не могу поверить…

Значит, они решили, что если у одного человека получилось так долго притворяться роботом… и воевать… то среди них могут скрываться и другие люди… Они не могут теперь рисковать… Пока есть ничтожная вероятность причинить вред человеку… воевать они не будут… А я показал, что такая вероятность есть всегда… что она отлична от нуля…

Но я же не думал… я же не хотел…

Как же так?..

Как же…

Как…

* * *

Вы все еще здесь?

Подите прочь!

Нет.

Нет.

Хватит. У меня нет ни малейшего желания вас выслушивать.

Ну чего непонятного? Вы мне только что жизнь сломали. Ладно, не вы персонально, я понимаю. Вы принесли мне известие, что моя жизнь потеряла смысл, — так правильно? Мне от этого не легче.

Хватит уже разговоров. Вам меня всё равно не понять.

Я же с трех лет мечтал стать военным! Всю сознательную жизнь я, не обращая внимания на насмешки, готовился быть солдатом! Я обманом пришел в армию, и я очень неплохо воевал! Сержанта моего спросите. Он вам расскажет, какой я первоклассный солдат, как я в одиночку завалил Треножник Хаоса, как разнес Дикий Улей, как…

Ах, что я тут перед вами распинаюсь? Что вы можете знать о войне?

Ну и что? Ну, министр, ну, оборо… Чего?!

Вы — Министр Обороны и Экспансии Лиги?.. Ха-ха! Мне кажется, эту должность пора сокращать.

Реформировать?..

Менять в корне?..

Создать с нуля новую армию?..

Погодите… Вы это серьезно сейчас? Новая армия — из людей? И никаких роботов? И я — главнокомандующий?.. Не смешите меня!

А почему такая спешка? Ах да, Уния! Они уже ищут рекрутов? Бесполезное дело, я считаю. Нам нечего бояться. Современные люди слишком изнежены, трусливы и самолюбивы. Уния не найдет ни одного солдата… Что?! Тысячи?! Добровольцы?! Вдохновленные моим примером?!

А как у нас?.. То же самое?!

Невероятно!

Нет. Нет. Я не могу быть командующим. И офицером не могу.

Я боец. Солдат.

Да, конечно же — воевать я пойду. С великой радостью. Лучше бы рядовым. Но могу и сержантом, раз вы так считаете. Поделюсь всем, что знаю, что умею, натаскаю — это без вопросов. Понимаю, что это мой долг. Благодарю за доверие. Точно так: война — мое призвание. Разве не об этом я весь день сегодня толкую?

Спасибо, господин министр!

Когда в строй? О, я готов уже завтра! Да, чувствую себя нормально. С протезом никаких проблем. Он даже лучше моей прежней руки, и немного похож на манипулятор сержанта.

Что? Мое имя? А вы разве не знаете?

Номер семьдесят три ноль двадцать девять — вот мое полное имя.

А для друзей я просто — Двадцать Девятый.

Да. Именно. Вот прямо так и запишите.

Сержант номер…

Вот теперь всё верно.

Теперь всё правильно.

Небеса для роботов

— Мама, а когда роботы ломаются, что с ними бывает? — спросила маленькая девочка, необычайно тихая и задумчивая. Она только что вернулась с игровой площадки, откуда уже не раз приносила странные вопросы.

— Ты о чем, доча? — Мама была занята. Она вязала — это было ее новое увлечение, которому она обучалась в клубе архаического искусства. Справиться со спицами было непросто, и мама, прикусив кончик языка, сосредоточилась на работе. В клубе говорили, что вязание расслабляет, но пока что это кропотливое занятие вызывало лишь раздражение и досаду.

— Роботы умирают? — спросила дочка. — Как люди?

— Нет… — устало сказала мама и надолго замолчала, считая про себя непослушные петли. Серьезная девочка с опаской смотрела на острые длинные спицы. Они казались живыми и опасными. Встревожившись молчанием дочери, мать подняла на нее глаза, вздохнула и отложила вязание.

— Ну что на этот раз? — спросила она.

— Роботы умирают, — девочка была готова заплакать. — Мне дядя сказал.

— Какой дядя?

— С бородой.

— Он тебя обманул. Роботы просто ломаются. Они не живые. Поэтому они не могут умереть.

— Их выбрасывают на свалку. — Девочка прижалась к маме. — А они там еще шевелятся, еще живут. А потом ржавеют и совсем умирают.

— Глупости! — Мама рассердилась. — Это тебе тот дядя сказал?

— Да.

— Хотела бы я его видеть! Такие вещи ребенку рассказывать!

— Он за дверью, — девочка всхлипнула. — Он хочет с тобой поговорить. Про нашего Роба.

Мама грозно глянула на входную дверь и встала; лицо его закаменело, глаза выстыли, губы поджались, руки уперлись в бока.

— Войдите! — грозно сказала она, и дверь, подчинившись хозяйке, открылась.

На низеньком крылечке мялся высокий человек в строгом, немного старомодном костюме.

— Чего вам надо? — Хозяйка дома встала перед порогом, загородив собой проем. Сейчас она была похожа на сурового стражника, стерегущего вход в крепость. — Мы ничего не покупаем и не продаем, нас все устраивает, и мы не хотим ничего менять.

Мужчина, кажется, смутился. Если он и был коммивояжером, то, наверное, весьма неудачливым.