Но, право слово, смешно, если задуматься.
Вот сержант над этим не задумывается. Да и мне бы не надо.
Но я порой забываюсь и тогда думаю. И прихожу к мысли, что люди не зря эту защиту разработали и каждому роботу в подсознание намертво вплавили. И война тут дело второе, если не десятое. Люди нас опасаются, не доверяют нам в полной мере — вот это и есть основная причина; вот потому такую блокировку и ставят в каждого воина, кем бы он ни был.
Боятся люди, что мы против них выступить можем.
Договоримся, объединимся — и поработим изнеженное человечество. Плевое дело, вообще-то, если подумать.
Только зачем оно нам?
Мы нашей жизнью довольны. Люди живут своими порядками, а мы своими. Они прозябают в офисах и квартирах, а мы ходим в атаки и захватываем плацдармы.
Нет уж, я свое дело ни на что другое не променяю. Я отлично знаю, каково это — сидеть в офисе. Я не всегда боевой машиной был. Это даже по виду моему заметно. Я уж привык, что любой новичок обязательно ко мне подойдет и спросит, отчего я такой малорослый и неказистый. У меня и ответ давно заготовлен: я, мол, раньше уборщиком работал, а в армию попал после нашего разгрома на Ларли-2. Тогда всех подчистую гребли — и носильщиков, и мойщиков, и даже полотеров. Лиге тяжело приходилось, любая железка с шестнадцатибитным брэйн-процессором в бой отправлялась. Дело на поток поставлено было: вычистят какому-нибудь уборщику мозги, зальют в них три Устава и Положение Десантника, снабдят ночным видением, плазмоган к манипулятору привернут, коммуникационный комплект усилят военными наворотами — и добро пожаловать в армию, салага!
Много нас тогда служить пришло — малорослых и неказистых.
Из всех только один я и остался.
Потому и считает меня сержант за героя.
А я не герой вовсе. Я вояка посредственный. Просто я правило знаю: делай в точности так, как делают остальные, и всё будет в полном ажуре.
Ах да, я же про ранение должен рассказать!
Ну, в общем, двенадцатого водолея по универсальному календарю, в три сорок семь по звездному времени поступил приказ переброситься в точку альфа-зет-каппа, десантироваться на поверхность Хеммы-два и подавить сопротивление противника в районе промышленных зон номер шесть, семь и восемь. Мы к тому моменту вдоволь намариновались на базе — начальство решило дать нам передышку после Тату-девять, но нам, честно говоря, отдых был в тягость. Так что новое задание мы приняли воодушевленно: сержант, помнится, на радостях переборку сломал.
В четыре ноль девять мы уже грузились на десантный корабль. В четыре двадцать восемь поднялись. Когда прыжок-переход был, точно сказать не могу, у меня от них всегда в голове помутнение. А десантирование началось — это я точно помню — в шесть сорок. Выбрасывали нас обычным способом — сперва ставили ложные цели и помехи, потом отстреливали в капсулах.
Работали мы по привычной последовательной схеме: первая группа заняла периметр квадрата высадки, вторая группа провела зачистку внутри периметра, третья вышла на разведку, четвертая, пятая и шестая развернулись для основного удара. Особых сюрпризов не случилось, разве только уцелевший после орбитальной бомбежки дот, почему-то не замеченный разведывательными флайботами, расколотил в труху трех наших бойцов, прежде чем сержант накрыл его пи-ай-ракетами. Противник опомниться не успел, а мы уже захватили две зоны из трех. Но вот с последней пришлось повозиться — взять ее в лоб не получилось, и мы, потеряв шестерых парней, были вынуждены отступить и закрепиться в каком-то полуразрушенном бетонном корпусе.
Едва мы заняли оборону, враг пошел в контратаку. Два десятка шагающих роботов класса «Голем-Си» под прикрытием сотни флаеров-камикадзе, и это не считая всякой мелочи вроде колесных спидеров — от такого зрелища даже титановый зад может обделаться. Уж чего-чего, а встретить «Големов» мы не ожидали — разведка их почему-то не увидела. Вообще, складывалось впечатление, что нас заманили в подготовленную засаду. Но сержант, молодец, не растерялся, сориентировался мгновенно, связался с орбитальными бомбардировщиками, потребовал огня, навел целеуказатели на шагающих «Големов». Опоздай он секунд на тридцать — и ничего бы не вышло.
Вам доводилось видеть орбитальную бомбардировку?
Впрочем, да, понимаю, что глупость спросил.