R.I.P.

В полумраке спальни можно было увидеть два силуэта. Молодая девушка, беспомощно лежавшая на кровати, нервно вздрагивала от испуга. Ее длинные прямые белокурые локоны мягко покрывали всю подушку, а торчащие из–под тонкой ткани серые перья неприятно покалывали ее кожу. В темных, беспросветных глазах отражались ненависть и безудержный испуг. Черные синяки служили верным признаком недосыпания. Девушка нервно покусывала свои исцарапанные обветрившиеся губы, а ее лицо скривилось в гримасе нестерпимой боли. Ободранные бинты крепко стягивали ее тонкую кожу, оставляя алые полоски. Пленница тихо шипела, но отчаянно пыталась вырваться на свободу, но удачно изготовленная сеть крепко держала свою жертву в цепких объятиях. Разум уже давно перестал функционировать, дыхание было частым и прерывистым. Темные, словно косточки вишен, зрачки девушки медленно расширились, готовые заполонить собою все глаза.

Анна без особого труда узнала в этой незнакомке свою младшую сестру. Наталья выглядела, словно безжизненная сломанная кукла, искусно сделанная из мрамора. Казалось, если развязать ее израненные руки, то девушка быстро рассыплется на множество острых осколков. Разрушая за собой границы времени и пространства, она упала бы вниз и осталась лежать на холодном полу. Хрустальные крупицы были бы прекрасным дополнением к картине. Арловская смотрела куда–то в пустоту, будто оглушенная пронзительным криком своей старшей сестры. Ослаблено встрепенувшись, она медленно упала на мягкие подушки и окончательно закрыла глаза.

Но сейчас, Брагинскую куда больше интересовал другой силуэт, стоящий подле измученной Белоруссии. Прикрытый плотным черным плащом, он будто огораживал себя от постороннего внимания. Сердце девушки бешено заколотилось, когда она попыталась рассмотреть лицо незнакомого мужчины. А тот, в прочем, и не скрывался от наблюдения, будучи в каком–то странном коматозном состоянии. Поникшие плечи, спутанные пряди волос цвета морской пены, грустный взгляд привычных кровавых глаз…

Россия, интуитивно отступавшая к двери, с удивлением обнаружила, что она заперта. Ноги моментально задрожали, отчего девушка поскользнулась, едва успевая схватиться за книжную полку, стоявшую у порога. Одна часть ее израненного сердца начала медленно угасать, покрываясь твердой ледяной коркой. Ноющая боль в груди стала только сильнее, заставляя мучиться свою хозяйку от неожиданной агонии. Ее рассудок, вдоволь пресытившийся ароматами греха и разнообразными мучениями, отказывался воспринимать эту простую информацию. Гилберт. Мистер R. I.P.. Два, как она думала, абсолютно разных человека слились в один безжалостный образ, разрывавший ее изнутри.

Байльшмидт плавно повернулся к ней, сжимая в своей ладони шприц. На его лице застыло выражение искреннего недоумения. Но по сравнению с удивлением России — это было ничто. Она чувствовала, как начинает задыхаться. Было ли это тем, ради чего она боролась столь долгое время? Тот, кем она дорожила, оказался предателем, портившим ее жизнь все эти мгновения. Всю комнату окутала легкая темная дымка, отражаясь пеленой в мутных лавандовых глазах. Тело содрогалось в ознобе, который мурашками распространялся по всей коже. Мука достойная только рьяного мазохиста.

— Странно… Я думал, что ты появишься раньше. — Непривычный металлический голос Пруссии придал движение застывшей картине.

Тотальное уничтожение. Не хватало лишь контрольного выстрела в висок, для полной ликвидации Брагинской. Она все еще не могла сдвинуться с места, морально убитая и растоптанная в своей спальне. Этот мужчина, казалось, был совсем незнакомым. Будто она видит его впервые в жизни. В голове прозвучали тревожные нотки. Анна глубоко вздохнула. Да, Гилберт умер. В тот миг, когда она зашла в свою комнату. А любил ли он ее на самом деле? Сердце готово было выпрыгнуть из груди, став замедленной бомбой. Ее взгляд был прикован к многочисленным склянкам, стоявшим на журнальном столике. Еще пару минут, и она лишилась бы Белоруссии. По телу пробежал неприятный холодок. Умиротворенно зажмурившись, Байльшмидт опустил свою руку и внимательно посмотрел на девушку, ожидая хоть малейшей реакции с ее стороны.

— Жизнь вообще несправедливая штука, не так ли? — Риторический вопрос, сорвавшийся с ее обветрившихся губ, болезненно резанул воздух.

Больное воображение Брагинской уже рисовала ей всевозможные варианты развития диалога. Увы, большинство из них заканчивались плачевно. Для нее. Монотонное дыхание было очень громким для ее непривычно тонкого слуха. Захотелось бежать дальше и дальше. Только бы не видеть этот насмешливый взгляд алых глаз, позабытый девушкой после смерти «Железного Канцлера».

— Лезешь в душу? — Грубо поинтересовался Байльшмидт, брезгливо отбросив от себя Наталью. — Зря.

— Зачем ты это делаешь? — Наконец, задала свой вопрос девушка, забывая стереть подступившие к глазам слезы. — Зачем тебе нужно было такое количество жертв? Ты же не убийца, Гилберт!!!