Р.А.Б.

Но я почему-то удержал палец на курке и сделал шаг назад. Лунный свет выхватил из темноты бледно-зеленое лицо. Это был мальчишка. Лет пятнадцать? Не уверен. У него было мертвенно-бледное, с зеленоватым отливом лицо, синие растрескавшиеся губы и голубые глаза, казавшиеся непропорционально огромными из-за глубоких теней, залегших под ними. Его лицо было не просто осунувшимся, это был череп, обтянутый кожей. Я все еще целился в него, а он смотрел на меня не мигая, полными животного ужаса глазами. Парень понимал, что я сейчас убью его. Должно быть, его не раз уже приходили убивать такие, как я, и прежде ему везло. Трудно сказать, почему он еще оставался здесь. Может, на других свалках охоту проводили еще чаще, может, здесь проще было прокормиться? А может, он считал эту трубу своим домом? Я не знал ответов, я продолжал целиться, а он – таращиться на меня. И неизвестно, кому из нас было страшнее. Я хотел, чтобы он убежал, испарился, исчез, а он замер на месте и не сводил с меня глаз.

Я чувствовал только сведенный страхом палец на курке, то ослабляя напряжение, то снова чуть на него надавливая. Или мне так казалось? Наконец я на какую-то долю секунды зажмурился, чтобы не видеть, как выпущенная пуля попадет ему в лицо, но вместо выстрела услышал чей-то чужой голос:

– Беги, беги отсюда! Я прошу тебя! Беги, дурак!

Когда я снова открыл глаза, паренек уже сделал два шага к соседней трубе, слегка подволакивая правую ногу. Потом подтянулся на руках, влез в ее жерло, и прежде чем окончательно исчезнуть, повернулся, чтобы еще раз высверлить меня своим страшным взглядом. Видимо, хотел убедиться, что я не выстрелю в спину…

Переодевшись в машинах, мы пили из фляжек коньяк, жевали крекеры и в который раз пересказывали друг другу подробности охоты. Наши машины стояли в поле километрах в трех от свалки, и воздух здесь был более свежим, хотя слабые порывы ветра изредка доносили до нас запах жженой резины, мокрого тряпья и гнили. Снег вокруг стремительно таял, делаясь пепельно-серым.

Потом все рассматривали на фотоаппарате сделанные снимки. А Нестеров предложил пострелять по банкам, ну и по приезде в город поставить машины и «спрыснуть» открытие сезона. И Брайан Молко пел:

Sick and tired of Maggie’s farm
She’s a bitch with broken arms to wave
Your worries,
And cares,
Goodbye

А я чувствовал, как к горлу медленно подступает комок, и меня вот-вот вырвет, то ли от коньяка на голодный желудок, то ли от увиденного. Но когда без четверти двенадцать к нам подкатила милицейская машина, тошнота тут же отпустила, сменившись страхом быть пойманным. Из машины неспешно вылез грузный майор и пошел к нам. Ему навстречу двинулся Нестеров.

– Ну как, мужики? – спросил майор, здороваясь с ним за руку.

– Минуc два, – осклабился тот, одновременно протягивая ему тугую скрутку наличных.

– На прошлой неделе ребята из ваших четверых «зачистили». Правда, их самих побольше было. – Майор, не глядя, сунул деньги в карман форменной куртки. – Ну ничего, в следующий раз. Все нам работы меньше.

– Ну спасибо, Петрович, – кивнул Нестеров, – я тебе наберу через месяц.

– Я через месяц в отпуске буду, на лыжах поеду кататься. Кстати, пойдем, я тебя с коллегой познакомлю, ему позвонишь.

Нестеров и майор вразвалочку побрели к ментовской машине. Мы расселись по своим авто. «Могло быть “минус три”», – подумал я, залезая в джип.

Несмотря на заманчивые предложения «спрыснуть» охоту, окунувшись в неумелые ласки провинциальных шлюх, я решил отвалить. Сослался на терки с женой, усталость, на… в общем, какая разница, на что? Я хотел убежать, дезертировать, спрятаться. Это была не моя война. Нестеров сотоварищи высадили меня в районе метро «Новослободская», я подождал, пока машины скроются из вида, и добежав до ближайшей урны, выблевал наконец содержимое желудка. Меня долго рвало какой-то мутно-зеленой слизью, потом я шел, опираясь рукой о стены, и спазматически хватал ртом воздух. Меня знобило и шатало из стороны в сторону. Организм выбрасывал из себя весь негатив последних месяцев. Минут через десять дыхание удалось восстановить, но озноб не прошел, и увидев зеленый крест круглосуточной аптеки, я в нее буквально ворвался.

Мое бесцельное шатание среди стеллажей наконец привлекло внимание девушки за прилавком:

– Вам помочь, молодой человек?

– А вы можете?

– Попробую. Что вы ищете?

– Что-нибудь… от тошноты. Меня тошнит… то есть тошнило…

– Вы отравились? Чем?

– Москвой, – не удержался я.

– Я вас серьезно спрашиваю! – Девушка нахмурила брови и пристально оглядела меня, думая, что имеет дело с наркоманом. – Я думаю, от тошноты в вашем случае…

– Девушка, я передумал. Дайте мне что-нибудь от головной боли и… успокоительное… «Ксанакс»?

– Он только по рецептам. Вы уж определитесь, какие лекарства. – Она пожала плечами и скрылась за ближайшим стеллажом, а я побрел к кассе.

– «Нурофен», «Спазмалгон» – это от головы. «Новопассит», «Донормил» – успокоительные…

– Давайте все сразу. Еще «Визин», от красных глаз…