Р.А.Б.

Когда Старостин как-то рассказал о своей поездке к дяде в Белоруссию, о скудости тамошних прилавков, отсутствии лайт-боксов и жидкокристаллических дисплеев, мы улыбнулись. Когда он добавил, что его дядя имеет долю на одном из потребительских рынков не то Минска, не то Пинска, мы насторожились. Стоит ли говорить, что мы не могли позволить покупателям из братской Белоруссии долее посещать столь серые торговые точки? Схема склад компании – «Газель» с рекламной продукцией – автобус дяди Егора заработала. Теперь мы, а не РАО ЕЭС, несли в соседнюю республику тепло и свет.

Иногда случались ревизии. Каждого менеджера вызывали в отдел маркетинга, а потом в бухгалтерию, чтобы он озвучил собственные отчеты о расходовании «левых» денег. Как же я волновался на первой такой проверке! Три дня изучал копии собственных бумаг, чтобы, не дай бог, не перепутать Валю с Черкизовского рынка с Вагитом из Свиблово. Я выучил наизусть дни недели, по которым отдавал «откаты», завел блокнот, куда все переписал, чтобы имитировать тотальный контроль расходования средств. Я паниковал. Я совещался с ребятами, взывал к их совести, предлагая не воровать у клиентов более двадцати процентов. В ответ они, дружески похлопывали меня по плечу и стократно заверяли в том, что очной ставки ни с Валей, ни с Вагитом не будет, а даже если бы и была, участники следственного эксперимента никогда не подтвердят получение даже одного рубля, ибо так же крысят эти деньги у своих хозяев. И я успокоился. А пройдя первую проверку, которая на самом деле свелась к ленивой беседе, я вообще перестал переживать. Что происходило с деньгами, никого не интересовало. Или проверяющие сами были в доле у Нестерова. Но это было уже не моей головной болью.

Еще мы сбывали на рынках списанную, неликвидную продукцию, подготовленную к уничтожению. Всяких безглазых мишек и кукол с оторванными руками. Рыночные продавцы уверяли, что их неплохо покупают в регионах детские дома. В детали я не вникал. Для нас-то неликвид был сущей мелочью. Это было как будто даже и не воровство.

В общем, к началу сентября моя жизнь в компании окончательно наладилась. Стабильное расписание, подготовленные под копирку отчеты, налаженный быт, цифры продаж «не хуже, чем у других», редкая нервотрепка у руководства, хорошие отношения в коллективе. Первые ступени пирамиды Маслоу были пройдены. Оставалось сделать шаг выше и начать думать о душе и будущих целях. А вот с этим были проблемы. Душа, вовлеченная в рутину воровства и безделья, начинала потихоньку протестовать и требовать изменений. Не получая их – она впадала в депрессию и тоску, от которой конверты уже не спасали. Целей не было вообще. Я было пытался поинтересоваться, как с этим справляются коллеги, но ничего вразумительного в ответ не услышал. Казалось, все здесь были движимы одной целью – хоть как-то убить время.

Мы сидим впятером: Нестеров, Загорецкий, Керимов, Старостин и я. За последние сорок минут никто никому не сказал ни слова. Старостин пытается распечатать многостраничный документ, Нестеров, высунув кончик языка, что-то торопливо набирает, громко стуча по клавиатуре. Загорецкий увлечен «стратегией». Он пристально смотрит на монитор, и, прежде чем отправить в битву очередной отряд орков (или кого там еще), выдерживает долгую паузу, отвернувшись к окну. Саундтреком к этой войне миров служит его же бормотание:

– Ага. Ну конечно. Можно подумать, ты умнее человека. Да, да, да. Сейчас, погоди, дебил. Вот как вырубишь тот лес и близлежащие ресурсы кончатся, тогда и посмотрим, у кого ЕБИТДА длиннее. Что ты говоришь! Маги-хуяги, а скорпионов слева ты не ждешь? Ага, ага. Горим. Ах, ты, сука какая, у тебя тут еще три юнита стоят. Отступаем, ребята! Отступление – еще не капитуляция. Башню взял? Да и хер с тобой. Не ожидал? На! На! Ага, а то я, человек с двумя незаконченными высшими образованиями тебя не просчитал. Я сейчас тебе такой железный кулак Манштейна организую, погоди!

И все в таком духе. Потом Загорецкий умолкает, и пенал снова погружается в тишину. Слышно лишь, как за стенками монотонно жужжат принтеры, утробно урчат ксероксы, по коридорам перемещаются люди, треща по мобильникам, изредка в секретариате пищит факс, и постоянно звонят и звонят телефоны. Кажется, трубки никто вообще не снимает. Мы же дисциплинированные сотрудники, мы не можем себе позволить не подходить к служебным телефонам, ведь «каждый звонок так важен для нас». Именно поэтому мы часов с десяти утра синхронно снимаем трубки, которые и лежат рядом с аппаратами.

Иногда кто-то предлагает:

– Пойдем, пожрем?

И все согласно кивают или утвердительно мычат, но проходит еще час, и никто никуда не идет.