Р.А.Б.

«Обработав» около сорока анкет, мы отобрали самых перспективных, написали имена на бумажке, сложили в пустой ящик стола и принялись по очереди вытаскивать их на собеседование в свои отделы. На самом деле прием на работу очень походил на торговлю крепостными, описанную в школьных учебниках.

К четырем часам мы довольно основательно нагрузились и попутно напоили сисадмина, который пробулькал что-то вроде «я завтра продолжу» и нетвердой походкой ушел.

Дел не осталось абсолютно никаких, домой ехать было рановато, и тут, очень вовремя, впервые за свою карьеру в компании, Старостин внес предложение:

– Мужики, а давайте устроим гонки на креслах?

– Это как? – мутным взором уставился на него Евдокимов.

– Очень просто. Я в интернете видел. Берем кресла, идем в коридор, делимся на пары. Старт у кабинета Юсупова, финиш у бывшего кабинета Львова. На время. В три круга. Можем еще бабками скинуться! Как?

Никто даже не засмеялся. Шестеро взрослых подвыпивших мужиков кряхтя потащили свои кресла, скинулись на «камень-ножницы-бумага», определили приз за первое место в четыре, а за второе – в две тысячи рублей, и понеслось.

Мы гонялись часа полтора, с гиканьем и визгами, снося со стен логотипы брендов и фотографии, врезаясь друг в друга и обтесывая углы. Я выиграл четыре заезда, Старостин пять, Нестеров и Загорецкий, кажется, по три. Даже Евдокимов пару раз приехал вторым. Минут через сорок на нашем этаже уже толкались желающие поучаствовать в гонках. Делались ставки, от которых мы, на правах организаторов, брали себе десять процентов.

Как настоящие профессионалы учета мы составили график заездов, этакий «чемпионат офиса», в котором приняли участие еще десять человек из соседних отделов. Потные, красномордые и счастливые, мы засекали время, болели «за своих», делали ставки.

В последнем заезде Нестеров, проигрывая чуваку из отдела сертификации, отчаянно оттолкнулся ногой, догнал соперника, врезался в него, отчего тот отскочил в стойку секретариата, совершил пару поворотов вокруг собственной оси, перевернулся и вместе с креслом с треском въехал в закрытую дверь бывшего кабинета Львова, но тут же вскочил, воздев руки вверх и огласив офис криком Тарзана. Мы подпрыгивали на месте и хлопали. Наши – опять чемпионы!

Глядя на радостные лица присутствующих, я вдруг подумал о том, что один из нас, членов этой кресельной кавалерии, должен стать руководителем департамента. Непременно станет, других вариантов нет. Какое будущее ждет компанию, в которой кресло руководителя стратегического направления займет человек, показавший не самое худшее время в кресельном заезде?

Наш с Аней роман свернул окружающую действительность быстрее, чем так и не сработавший адронный коллайдер. Наше время было разбито на краткие, но вместе с тем невыносимые периоды ожидания. От поездки до поездки. За три последних недели я дважды «съездил в командировку» в Питер, посвятил одни выходные «тренингу по продажам». Скомканных московских вечеров нам уже не хватало, мы жаждали большего. Мы были ворами, использовавшими любую возможность, чтобы стащить у этого мира лишнюю минуту для двоих. Двадцать шесть часов, тридцать четыре часа, сорок семь часов, проведенные в прогулках по плохо освещенным питерским улицам, злоупотреблении алкоголем и отчаянных занятиях любовью. Это происходило везде, где теоретически могло происходить. В купе поезда, ресторанных туалетах, гостиничных номерах. До «джеймсбондовских» сцен в лифтах дело не дошло, но случись так, что рестораторы и гостиничные менеджеры отказались бы пускать парочку сумасшедших, мы бы использовали и лифты. Ах да, оставались еще питерские парадные!

И все вокруг было наполнено запахом ее волос, ее духов, мутной невской воды и разогретых непонятно откуда взявшимся тут солнцем ступеней Исаакиевского собора. Санкт-Петербург, город державных политиков и рок-музыкантов, стал для нас городом любви. И можно было бы прибить по этому поводу табличку к одному из домов, на память потомкам, да стремительная сдача особняков под бизнес-центры делает перспективу ее сохранения весьма туманной.

А ноябрь тем временем пролетал, оставляя после себя шлейф из изъеденной ржавчиной листвы, капель дождя, скомканных пачек сигарет и смятых железнодорожных билетов Москва—Питер—Москва. Я стал выглядеть как настоящий вампир. Днем – постоянно не выспавшееся бледное существо с впалыми щеками и глубокими тенями под глазами, ночью – лихорадочно горящий взгляд, здоровый цвет лица и безумная энергетика. Ночь была моей кровью.

Самыми лучшими часами моей жизни стали часы ожидания поезда, отправляющегося с Ленинградского, а самыми отвратительными – утренние часы прибытия. Начиная с раздражающей своим скоморошеством песни Газманова «Москва – звонят колокола» на вокзале и заканчивая последней чашкой кофе – перед расставанием.

Мы сидели в «Академии» на Тверской, заканчивая завтрак. Полтора часа назад мы вернулись из Питера. Последний раз в этом году. Я размешивал сахар в кофе, когда Аня, глядя на меня сквозь стакан с газированной водой, произнесла: