Я встал с кровати, подошел к буфету и достал бутылку. Бросив в бокал кубик льда, налил порцию виски.
— Вот тебе мой совет, — сказал я, протягивая бокал Винсенту, и подошел к столику со стереопроигрывателем. Порывшись в куче дисков, я извлек один из моих любимых альбомов, который всегда ставил в минуты душевных переживаний, — «Линкольн» группы «Зей майт би джайентс». В тот вечер мы с Винсентом не спорили, а просто слушали мою любимую музыку, диск за диском, и потихоньку напивались.
— Нет, Винсент, не надо тебе никаких друзей, — с трудом ворочал языком я. Уже давно перевалило за полночь. — У меня, например, тоже нет друзей. Есть товарищи — коллеги по работе, но все они в Калифорнии, а я иногда вообще не помню, что такое Калифорния и где она находится.
Винсент кивнул, потягивая виски и плавно покачиваясь в такт музыке. Звучал альбом «Соул ротейшн» группы «Дэд милкмен».
— Ты никогда не задумывался о том, что с продвижением на Запад человек постепенно лишался духовных ценностей?
Винсент пожал плечами. Одной ногой он отбивал ритм.
— На Востоке человек был спокойным, миролюбивым и обладал возвышенной натурой, — продолжал я. — По пути через Европу и Атлантический океан он терял свои лучшие качества. Наконец, человек перешел Миссисипи, а когда добрался до Калифорнии, между ним и Востоком не осталось ничего, кроме Тихого океана.
Винсент меня не слышал. Я замолчал и тоже сосредоточился на музыке. Мы слушали ее до четырех часов утра, а потом уснули, и это — мое самое светлое воспоминание о Винсенте Спинетти.
VII. ДЖЕЙН
72
«В сущности, это не имеет особого значения, но пятничные и субботние вечера — настоящая пытка. Знаешь почему? Одиночество многократно усиливается. Остается лишь надеяться, что в мире есть еще кто-то, похожий на меня, хотя, если и есть, я никогда не встречу его — нет,
Удовольствие приносит только сон. Сон — это маленькая смерть. В короткие часы перед рассветом, когда все спят, одиночество отступает. Но сейчас, в пятницу вечером, кругом полно влюбленных, парней и девушек, и все они не спят. Они ходят, бродят, гуляют. Они не заняты ничем полезным. Друзья, друзья, друзья. Предатели. Шутки, понятные только своим. Сколько бессмысленных разговоров происходит в эту минуту! А ведь я мог бы серьезно поговорить с таксистом — сказать ему, что автомобиль Трэвиса Бикла[4] символизировал его одиночество. Обо мне никто не скучает, не думает. Если ни одна душа на Земле не вспоминает обо мне, существую ли я вообще? Чед всегда будет существовать. Таким, как он, легко строить планы. Они не борются с собой, прежде чем снять телефонную трубку.
Мрачный, пустой дом. На моих контактных линзах серая пелена. Зато у меня есть работа. А у них нет. Они трусы. Все боятся одиночества. Нужно иметь силу, чтобы лежать и сознавать свое одиночество. Их интересует только секс. Совокупление — вот для чего им ночь. Мне же нужна трагедия. Громкое убийство. Кровавая резня. Землетрясение. Разрушенный город. Хоть что-нибудь, чтобы мою фамилию упомянули на одной странице с именами знаменитостей».
73
Дафна, а затем Кари с Нилом совершенно разбили сердце Винсента. В последние полтора года он все больше замыкался в себе. Сосредоточившись на творчестве, он написал еще некоторое количество песен, пару-тройку сценариев для кинофильмов, а также кучу телесценариев на несколько сезонов вперед. К концу одиннадцатого года он постиг все знания, которые ему могла дать школа. Преподаватели пришли к единодушному мнению, что Винсент полностью готов к самостоятельной профессиональной деятельности.
Винсент окончил академию, и летом я снова отправился в Лос-Анджелес, чтобы помочь Силвейну продвинуть телесценарии, поскольку я лучше него был знаком с материалом. Я предложил Винсенту составить мне компанию, но он заявил, что не хочет вообще никуда, а в Калифорнию и подавно. Отказавшись от поездки, Винсент добровольно заточил себя в новой квартире, которую купил на очередной гонорар — десять процентов с прибыли от продажи диска Чеда Картера.