Пытка для гения

Вероника с жеманным видом приняла инъекцию успокоительного.

— Можно он останется? — соблазнительно надув губки, спросила она.

— Ну хорошо, еще пять минут. Вам нужно отдохнуть. А вы, — обратилась ко мне сестра, выходя из палаты, — не давайте ей разволноваться.

— Я хочу переехать, — сказала Вероника, притихшая и подавленная.

— Прямо сейчас?

— Да. Я хочу перебраться в Калифорнию.

— Зачем? Дай-ка угадаю — ты намерена стать актрисой. Или пройти стажировку в искусстве владения язычком?

— Начну все заново. Не хочу застрять здесь на всю жизнь. Ты мог бы отправить меня туда и использовать это против Винсента. Он не перенесет разлуки.

— Как насчет остальных детей?

— А что насчет детей?

— Заберешь их с собой?

— Да, если ты оплатишь переезд и все остальное.

Я задумался.

— Нет, это чересчур. Будем считать, в тебе говорят транквилизаторы.

— Это я говорю. Транквилизаторы не разговаривают.

— Поспи. И будь добра, позаботься о детях.

— Харлан, ты все же поразмысли. Калифорния, новое начало. Мисс Вероника, не оставите ли свой автограф у меня на щиколотке? Ах, конечно.

Продолжая бессвязно лопотать, Вероника заснула. Судя по бормотанию, ей снились кинокошмары с дрянной музыкой и скверными диалогами.

39

— По-твоему, она говорила всерьез? — спросил Силвейн.

— Да.

По возвращении из больницы я позвонил Силвейну из дома Вероники. Дети, включая Винсента, отправились играть во двор.

— Она — шлюха, — продолжал я, — а шлюхи, особенно из захолустных городков, имеют обыкновение думать, что переезд в большой город — как правило, Нью-Йорк или Лос-Анджелес, — решит все их проблемы.

— Точно, — подтвердил Силвейн. — Я сам из Висконсина.

— Она даже толком не знает, чего хочет. Нет, беру свои слова обратно. Она убедила себя, что хочет покончить с прошлым. Конечно, надеется стать актрисой и прославиться. Опять-таки Вероника ужасная распутница. Такие, как она, думают одинаково. Она мечтает стать знаменитой или, на худой конец, затащить в постель какую-нибудь звезду. По ней, лучше быть известной и несчастной, чем несчастной и никому не известной.

— Или чем неизвестной и счастливой, — хмыкнул Силвейн.

— Именно. Понимаешь, о чем я?

— Еще бы, чудак.

— И что скажешь? Лучше не связываться?

— Не знаю, братишка. По-моему, это отличная возможность, и нам не следует ее упускать.

— Наоборот, если мы уберем эту женщину из жизни Винсента, то сделаем ему огромное одолжение, — возразил я. — У него будет больше вдохновения, если мы оставим ее здесь.

— Вот что: я поговорю с Прормпсом и узнаю его мнение, — сказал Силвейн.

К этому времени Прормпс активно участвовал в нашем проекте.

— Хорошо, — согласился я. — Мне пора.

— Мне тоже. Через час у меня свидание с Джудит Лайт.

В комнату вошел Винсент, и я выключил мобильник. Мальчик с угрюмым видом лег на пол, обхватил голову руками и уставился в потолок.

— Что случилось, кузнечик?

— Не знаю, — огрызнулся он, что было довольно странно для этого в общем неэмоционального ребенка. На миг меня охватила паранойя, я испугался, что Винсент слышал мой разговор с Силвейном. Может, он уже обо всем догадался? С начала проекта не прошло и двух лет.

— Хотя нет — знаю. Мне не нравится с ними играть, — к моему облегчению, произнес Винсент.

— Я был точно таким же. Никогда не играл с соседскими детьми, — поделился я. — Терпеть не мог школьные перемены. Тебе еще повезло — ты не обязан идти на перемену, если не хочешь, и даже можешь отказаться от групповой работы. Академия поощряет развитие индивидуальности.

— Другие дети обожают улицу, а я — нет.

— Мы с тобой похожи. Все, что я люблю, находится дома — книги, диски, фильмы, телевизор. За дверями одни придурки, которые только действуют на нервы.

— Я тоже предпочитаю быть дома, — признался Винсент. — Когда-нибудь я буду жить в большом-пребольшом доме, таком здоровенном, что мне никогда не понадобится выходить на улицу.

— Мы с тобой неправильные люди.

— И солнце я не люблю, — признался Винсент.

— Почему?

— На него даже нельзя посмотреть. Мне по душе луна.

— Ты замечал, что у луны грустное лицо? — спросил я.

— Нет.

— В следующий раз обрати внимание, ладно? Луна хмурит брови и печально глядит вниз.

— Хорошо, посмотрю. Харлан…

— Что?

— Солнечный ожог получить можно, а лунный — нет.

— Верно, — засмеялся я. — Кстати, ты в курсе, что Нил Армстронг первым ступил на Луну, потому что в НАСА решили пожертвовать именно им?

— Нет.

— Остальные астронавты знали, как вернуться назад, если что-то пойдет не так, а он — нет. Поэтому его смерть в общем-то ничего не значила.

— Зато его всегда будут помнить как человека, первым ступившего на Луну.

— Ты прав. А помнишь его знаменитую фразу: «Маленький шаг для человека, громадный прыжок для человечества»?

— Помню.

— Он ляпнул не то. Армстронг хотел сказать «Маленький шаг для меня…», а получилось пафосно. Правда, никто все равно не заметил.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — недоуменно спросил Винсент.

— Затем, что это правда. Я считаю, ты должен знать правду обо всем, разве не так?

— Так, только правда всегда выходит неприятной.