Пытка для гения

Малышка наклонила голову и с опаской покосилась на меня. Винсент расхохотался и ласково взъерошил волосы дочери.

— Ничего, — наконец проговорила она.

— Гляди-ка, и я ничего. Здорово, правда? — сказал я и поинтересовался у Винсента, чем он зарабатывает на жизнь.

— Недавно устроился в кредитный союз. По большей части отвечаю на звонки и общаюсь с разгневанными клиентами. До этого пробовал работать на фабрике.

— Значит, ты не получаешь законные авторские гонорары?

— Нет. Я жил на свои сбережения, но боялся, что меня найдут, и поэтому не рисковал обращаться в банк.

— Я тоже. Интересно, мы еще можем получить эти деньги?

— Мне все равно. Для меня они грязные.

Я кивнул.

— Ты слышал о Прормпсе?

— Нет.

— Он умер.

— Правда?

— Правда.

Винсент усмехнулся.

— Ты чего? — не понял я.

— Он просил не говорить тебе, но теперь, наверное, уже можно. На похоронах Липовица он ко мне приставал.

Я засмеялся.

— Прямо на кладбище, посреди надгробных плит, — продолжал Винсент. — Он гладил меня по затылку и предлагал горячую ванну.

— Думаешь, ты один такой красавчик? В тот же день в лимузине он приставал и ко мне.

Мы оба расхохотались.

— Надо же, какой развратник, — сказал Винсент и обернулся к дочери. — Солнышко, хочешь посмотреть телевизор? Телик, как говорят в Англии.

Норма Джин подняла глаза на отца и кивнула.

— Не возражаешь, если она посмотрит мультфильмы? — спросил у меня Винсент.

— Нет, конечно. — Я пошел в спальню и включил телевизор.

Винсент привел девочку, она уселась на кровать, и я отдал ей пульт.

— Я буду рядом, ладно, солнышко? — сказал Винсент дочке.

— Ладно, — отозвалась Норма Джин.

Мы с Винсентом вернулись в гостиную, он лег на диван, а я сел в кресло.

— Харлан?

— Что?

— Ты на меня сердишься?

— Нет. Много лет я был зол на тебя, но потом простил, а когда увидел твою физиономию в дверной глазок, почувствовал настоящее облегчение. Я боялся, что тебя уже нет на свете.

— Я пришел, чтобы попросить прощения за свой поступок. Пожалуйста, прости меня.

— Знаешь, я много думал об этом и считаю, что мы с тобой квиты.

— Тем не менее я сожалею, — произнес Винсент.

— Я еще сильнее сожалею о том, что причинил тебе столько зла. Я получил по заслугам. И все-таки почему ты это сделал?

Винсент вздохнул и обхватил голову руками.

— Мне самому до сих пор не верится, что я мог на такое пойти. Это самый жестокий поступок в моей жизни. Вспомни мое состояние — я ненавидел весь мир и во всем винил тебя. Ненависть жгла мое сердце, вот я и решил, что отомщу тебе, а потом покончу с собой.

— Что же тебе помешало?

— Мне захотелось еще чуть-чуть пожить. Я прыгнул в автобус и уехал в Панама-Сити, ударился в загул, потратил уйму денег, а потом попал в Хакле и остался там насовсем. Вскоре я встретил мать Нормы Джин, и мне уже не хотелось умирать. Я женился.

— Вы и сейчас вместе?

— Нет, мы развелись. — Винсент подозрительно посмотрел на меня. — Эй, может, это ты исподтишка развалил мою семью?

Я не нашелся с ответом.

— Шутка, — засмеялся он.

Я покачал головой и улыбнулся.

— Наш брак был сплошной катастрофой. Мы очень любили друг друга, но моя жена оказалась сумасшедшей. В прямом смысле. Буйной сумасшедшей. К тому же баловалась наркотиками. Думаю, наркотики она любила больше, чем меня и дочь. Когда у меня резались зубы мудрости, она стащила почти все мои обезболивающие таблетки и слопала их вместе со своими дружками, такими же наркоманами. Я не мог находиться рядом с этой женщиной.

— Ты получил опеку над Нормой Джин?

— Да. К тому времени жену забрали в психиатрическую лечебницу, так что оформить опекунство было нетрудно. Мы с Нормой Джин остались вдвоем. Нам очень хорошо вместе. Я люблю ее больше жизни. — Винсент широко улыбнулся.

— Очень рад за тебя, — абсолютно не лукавя, сказал я. — Жаль только, что ты бросил писать.

— Человеку всегда приходится выбирать. По-моему, в молодости я написал на две жизни вперед, — проговорил Винсент и крикнул в сторону спальни: — Детка, ты в порядке?

— Да! — донеслось из комнаты.

— А еще я пришел сказать тебе, что примирился со всем, что ты мне сделал. Я искренне и от всего сердца тебя прощаю.

— Спасибо. Если бы еще я сам мог себя простить за то, что разрушил жизнь близких мне людей.

— Харлан, не казни себя так. Да, ты и прочие в «Новом Ренессансе» проявляли по отношению ко мне жестокую изобретательность, но каждый человек в этой жизни проходит через свой собственный ад, если ему отпущен достаточный срок. Ты говоришь о страдающих гениях, но разве страдают только они? А как же рабочий, который каждый вечер тащится домой, не в силах разогнуть спину? Или ребенок-калека, над которым издеваются в школе? Или старый одинокий вдовец? У меня не было отца, который бы меня бил или пытался изнасиловать. Мне никогда не приходилось выпрашивать деньги. Меня не отправляли воевать в чужую страну. Каждому отмерено свое количество мучений и пыток. По сравнению с другими мне еще повезло: по крайней мере я извлекал из своих страданий пользу; об этом заботился ты. Большинство людей не имеют такой роскоши.

153