Пылающий остров

Винтовки мы перевозили в разобранном виде. Но однажды наши друзья в Сантьяго раздобыли где-то ручной пулемет. Ручной пулемет в горах — на вес золота, нужно было доставить его быстро. А ствол его не помещался в бензобаке никак. Долго думали, как выйти из положения. Наконец придумали. Взялась за это дело Флавия. Та самая, что перевезла облигации революционного займа в коробке из-под торта. Не слышали? Вы здесь у любого спросите — вам расскажут. Так вот, она села со мной в кабину, на краешек сиденья, поставила пулемет перед собой так, что ручки стояли на полу, а конец ствола подходил к самому ее подбородку. Обложила ствол подушками. А сверху надела широченное платье и стала похожа на беременную. Так на краешке сиденья и на краю смерти проехала она со мной в Мансанильо. На первом контрольном пункте ее попросили выйти, она схватилась за «живот», заохала, побледнела — действительно побледнела, было с чего, — закатила глаза, а я объяснил, что ей очень плохо, ее везут к знакомому врачу и, если она сдвинется с места, ей может быть хуже. Солдаты засмеялись, но, видно, боялись, если действительно случится с ней что-нибудь — потом хлопот с сеньорой не оберешься, — и пропустили. Так на трех постах. Только один раз, уже около самого Мансанильо, вдруг встретился, как назло, какой-то знакомый Флавии. При всех солдатах он, болван, закричал:

— Что с тобой? Опухла-то как! Ведь месяц назад ничего не было.

Солдаты насторожились. Но Флавия заохала и обозвала его дураком, который ничего не понимает в болезнях. Это почему-то подействовало… Так и довезли ручной пулемет прямехонько до Фиделя.

Ну, а я все-таки провалился в конце концов. Это случилось месяца через три после истории с пулеметом. Была облава, и меня арестовали с машиной. Это уже случалось не первый раз и всегда сходило благополучно. Но тут какому-то непоседливому офицеру понадобилось съездить за сотню километров от места, где я был под арестом. Он взял мою машину и поехал. Я понял, что песенка моя спета. Бензин был на исходе. Через каких-нибудь десять километров машина станет, он проверит бак, и все раскроется.

Это было в Эстрада-Пальме. В двухстах метрах от сарая, где я находился, начиналось поле сахарного тростника и тянулось, я знал, на много километров. Часовой был далеко, один, и я решил подождать на всякий случай, вдруг все обойдется. Но не обошлось. Через полчаса прикатила моя машина. Я видел, как из нее вылез офицер и принялся орать на солдат, указывая на бензобак. Солдаты начали сбивать бак прикладами. Я бросился бежать в тростник. Найти человека в поле тростника — все равно что иголку в стоге сена. Они стреляли часа два, даже самолет вызвали, он покружился над полем и улетел. Места эти я знал с детства и через несколько суток был уже в горах — у Фиделя.

С тех пор я остался в Сьерре. Целый год шли бои, мелкие стычки. Мы применяли партизанскую тактику: не шли на крупные сражения, но изматывали противника неожиданными быстрыми ударами. Силы наши росли…

Наконец взбешенный диктатор предпринял «решающее наступление» и раззвонил об этом по всему миру. Это было в мае 1958 года. Сражения шли два с половиной месяца. Батиста бросил против нас четырнадцать пехотных батальонов, семь отдельных рот, танки и самолеты с напалмовыми бомбами. Вначале батистовцы теснили нас, но в июле мы одержали первую крупную победу при Эль Хигуэ. С тех пор все пошло иначе. Я расскажу вам, как это было.

11 июля восемнадцатый батальон Батисты стал лагерем в Эль Хигуэ, в десяти километрах от пика Туркино. Фидель в это время сконцентрировал здесь все свои группы и занял позиции вокруг противника.

Ночью мы выкрали нескольких пленных. Продержали их до утра, а утром собрали хорошо одетых бойцов, вооружили их как следует и сделали так, чтобы пленные их видели. Потом пленных накормили и ночью снова доставили в батальон Батисты, чтобы те рассказали, во-первых, о нашей силе, во-вторых, о том, как мы обращаемся с пленными. Кроме того, один из пленных передал своему командиру письмо от Фиделя.

Дело в том, что батальоном командовал капитан Хосе Кеведо — один из немногих офицеров Батисты, который не потерял человеческого облика и не опустился до издевательства над населением и солдатами. Фидель знал капитана Кеведо лично. Когда-то они вместе учились в университете на юридическом факультете.

(Копию этого письма я получил потом у секретаря Фиделя Кастро, поэтому привожу его здесь текстуально, лишь с незначительными сокращениями. — Г. Б.)