Пылающий мир

Я выпрямляюсь, возвращаясь к реальности. Горячий воздух. Тихий город.

Эйбрам копошится в носу старого самолёта. М что-то пилит.

— Маркус, — зовёт Нора. Она сидит на дороге, скрестив ноги и оперевшись спиной на колесо самолёта, и наблюдает, как Спраут играет с отвёрткой.

М останавливает работу. Со дна самолёта свисает квадрат алюминия. М стоит на шасси и смотрит на Нору.

— Да?

— Сколько ты вспомнил?

— Сколько?

— Ты вспомнил всю жизнь или пока ещё только картинки?

Вдалеке слышно карканье ворона. Интересно, что он ест в этой бесплодной городской пустыне.

— Картинки, — говорит М. — Но их много. Как для фильма.

— Как раскадровки?

— Как раскадровки.

Он возвращается к работе. Ветерок свистит в дырах стен терминала, подыгрывая его пиле.

— Я сто лет не смотрела фильмов, — меланхолично улыбается Нора. — С тех пор, как была подростком.

— Какой был последний?

Она на секунду задумывается.

— «Возвращение живых мертвецов».

М хихикает.

— Я знаю. Но это не я выбирала. Мне разонравилось кино про зомби, когда они стали реальными, но я сидела в тюремной яме, а его смотрели охранники, так что…

Солнце начинает опускаться, окрашивая аэропорт в сюрреалистичный оранжево-красный цвет. Джули сидит за невидимой границей нашей компании, отгородившись от разговора и глядя на рябь города. Она больше ничего не говорила с последнего спора с Эйбрамом. Интересно, о чём она думает. Интересно, сны, которые её беспокоят, такие же, как мои?

— Расскажи мне о своих картинках, — просит Нора, наблюдая, как М делает распил в её сторону. — Мне любопытно.

Он заканчивает пилить и квадрат падает вниз. Когда М передаёт его Норе, тот трясётся и издаёт жуткий гул.

— Пианино, — говорит М, разглядывая обнажённые внутренности самолёта. — Любил играть на пианино.

— Правда? — спрашивает Нора.

Он начинает вырезать следующий квадрат.

— Семья тоже удивилась. Сказали, что я для этого слишком огромен. Сказали, что я похож на цирковую обезьяну.

Нора молчит.

— Я никогда особо не любил спорт, — он перекрикивает пилу, добавляя к голосу грубую жёсткость. — Но в моей семье все большие ребята были борцами. И я боролся.

Маленькие капли металлического дождя капают с пилы и падают на землю рядом с Норой. Он смотрит вниз. — Тебе надо пересесть. Не хочу, чтобы они попали тебе на волосы.

Она поспешно пересаживается и смотрит на Джули.

— Джулез, ты в порядке? — кричит она издалека. Джули, не оборачиваясь, кивает. Не убедительно. Нора смотрит на меня и поднимает брови. Я осознаю, что на меня возложены обязанности бойфренда. Я приближаюсь к своей девушке, не зная, с чем мне предстоит иметь дело, и сажусь рядом с ней.

— Джули?

— Я в норме, — говорит она. — Просто думаю.

Она сидит ко мне боком, и я не могу заглянуть ей в глаза.

— О чём? — спрашиваю я и съеживаюсь от банальности сказанного. «Эй, Джули, ну чё, о чём думаешь?»

Она качает головой, словно предостерегая меня от этой неразумной разведывательной миссии. Я затыкаюсь.

— Какой была твоя семья? — спрашивает у М Нора. У них довольно безобидный разговор, и я переключаюсь на него, краем глаза приглядывая за Джули.

— Мама рано ушла от нас. Я вырос с отцом и двумя братьями. Пока не помню, как их зовут.

— Они все умерли, полагаю?

Она рассеянно вертит в пальцах болт. М перестаёт пилить и смотрит на неё, чуть улыбнувшись пухлыми губами.

— Ну… да. Наверное.

Нора кивает. Типичная современная семья: все умерли.

М заканчивает квадрат и спускается с шасси, бросая второй квадрат поверх первого — это новые окна для нашего потрёпанного самолёта.

— А что насчёт твоей? — спрашивает он, присаживаясь возле колеса рядом с Норой.

— Моей семьи?

— Ага.

Её взгляд обращается к городу, присоединившись к Джули. Разбитые здания.

Засыпанные улицы. Руины подёргиваются рябью в тошнотворной оранжевой дымке, как лихорадочный сон.

— У меня никогда её не было, — отвечает она. — Я выросла из земли.

Джули встаёт. Она стоит ко мне спиной, я не вижу её лица. Только волосы, развеваемые ветром.

Она шагает.

— Джули? — зову я.

Она продолжает идти.

— Джулез! — кричит Нора. — Ты куда?

— Нужно пописать, — отвечает Джули, но её безэмоциональный голос меня настораживает.

Я догоняю её, когда она поворачивает на узкую улочку, скрытую от солнца и засыпанную песчаными наносами как пирамида-усыпальница.

— Джули.

Она продолжает идти.

— Джули, поговори со мной.

Я касаюсь её спины, и она вздрагивает, обхватывает себя руками и идёт дальше.

— Р, я вижу, — жалобно хнычет она, и я понимаю, что она плачет. Я пытаюсь положить руку ей на плечо, но она отталкивает меня и продолжает идти.

— Что ты видишь?

Она качает головой и сжимает локти. Выглядит больной, и это меня тревожит.

— С этим местом что-то не так, — её голос дрожит. — Я могу видеть сквозь него. Будто это прозрачный суп. И в моих… это место в моих снах.

Она поднимает голову, глядя на далёкие здания — или сквозь них.

— Монстры, люди. И моя…

Она останавливается. Наконец, смотрит на меня.

— Я не сплю?

— Нет, Джули, ты не спишь. Пожалуйста, просто…

Я предпринимаю ещё одну попытку коснуться её. Она разворачивается и бежит прочь.

* * *