Пылающий мир

— Борьба за знание, с которым животные уже рождаются, занимает у нас целую запутанную жизнь, — прокуренным голосом рычит мой дед. — Здесь нечего узнавать. Мы ищем смысл в пустой комнате. Цель жизни состоит в том, чтобы прожить так долго, сколько сможешь, съесть, сколько сможешь, потрахаться, сколько успеешь, распространить свои гены и идеи, и по максимуму изменить мир под себя.

Он ухмыляется, демонстрируя кривые коричевые зубы.

— И знаешь, что? Это весело. Однажды ты узнаешь, что такое жизнь. Это охренеть как весело.

От моих липких пальцев через пах до самого черепа пробегает дрожь.

— Чего ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты работал на меня.

— Что делать?

— Времена меняются. Коммерция умирает. Все убегают к холмам, чтобы выращивать кукурузу и ждать Вознесения, но я не желаю останавливаться, — его ухмылка застыла в свирепой гримасе, губы крепко прижались к зубам. — Слышишь меня, Р… Атвист? Я никогда не остановлюсь. Конец света — это возможность. Нам нужно выяснить, как её использовать.

Я обвожу взглядом тюрьму, в которой я провёл лучшие годы юности. Здесь я стал взрослым. Здесь я сбросил свою подростковую шкуру, вышел из неё мускулистым, сильным, покрытым шрамами и остался в этой камере, глядя на прутья решётки, размышляя над правилами вымышленной вселенной, пока жизнь снаружи шла своим путём.

Я никогда не прикасался к женщине. Не пробовал пива. Но я убил человека и разрушил город.

— Я помогу, — говорю я деду. — У меня есть идеи.

Его ухмылка возвращается. Дыхание прорывается сквозь дырки в зубах, табак и засохший кофе.

— С нетерпением жду, чтобы услышать их, малыш.

Он достаёт из кошелька электронный ключ. Проводит им по двери камеры, замок щёлкает, и я на свободе. Я шагаю в коридор и выхожу следом за мистером Атвистом, оставляя на бетонном полу красные следы.

Глава 27

Я УБИЛ МНОГО ЛЮДЕЙ. Поедал их плоть и выпивал воспоминания мужчин, женщин и детей. Я никогда не буду этого отрицать, никогда не забуду и приму это как должное. Я совершал чудовищные поступки, потому что был монстром, лишенным имени, личности и моральных рамок, которым управлял неизмеримый голод и чуть теплившееся сознание. Я оплакал эту тёмную главу, взял из неё всё, что смог, и перевернул страницу. Простил вторую жизнь.

А что насчёт первой? В ней чума не виновата. Настоящий я — не нелепый упырь, вытащенный из книжной выдумки. У него есть имя, мать, отец и дед, и он сделал выбор тем же обыденным способом, что и остальные.

Кто этот человек? Я живу в его теле и храню его воспоминания, но он для меня чужак. Я чувствую больше родства с безмозглым трупом, чем с этим озлобленным, безжалостным, обвиняющим мир негодяем. Но каким-то образом сквозь неясную алхимию времени эти два элемента объединились… и стали мной.

Я открываю глаза.

Стальные прутья. Зловонный запах плесени и пота. Я всё ещё сплю? Я лежу на животе, поэтому нужно подняться на колени и оглядеться, но затем меня пронзает боль. Пальцы тянутся к эпицентру боли. На лбу надулся огромный пухлый синяк.

— Вечно ты спишь допоздна, — раздаётся мягкий голос, определённо не из тюрьмы моего прошлого. Лицо красивой девушки проясняет моё зрение. У неё такой же синяк на лбу. Из меня рвётся сухой смех.

— Твоя голова… мы?..

Джули меланхолично улыбается.

— Видимо, так и есть.

— Поцелуйная контузия, — бормочет Нора. — Отвратительно, так вам и надо.

На полу под моими руками жёсткий бежевый ковёр. Его пестрота задумана быть скоплением пятен, победой упреждающей капитуляции. Комната пуста, все пассажиры Дэвида Боинга, кроме моих детей и матери Джули, сидят на полу, устало прислонившись к стенам. Сначала я запаниковал, пока не увидел, что они сидят в комнате на другом конце коридора, видимые через загороженные внутренние окна. Одри ходит по кругу, клацая зубами, а Джоан и Алекс забились в угол, прячась от неё. Жужжащие люминесцентные лампы делают наши лица такими же болезненно- серыми, как и их.

— Ты везунчик, — продолжает Нора. — Проспал весёлый допрос. Уверена, первый из многих.

Я высматриваю у неё ранения, и на мгновение меня шокирует отсутствующий палец, но потом я вспоминаю, что это случилось давно, в другой жизни, о которой даже Джули может только догадываться. У Норы есть несколько царапин, но, вероятно, из-за жёсткой посадки. Когда Аксиома переходит от убеждения к принуждению, то не ограничивается царапинами.

— Чего они хотят на этот раз? — говорит Джули.

— Они по-прежнему пытаются выяснить, кто вы. Вроде бы то, что они делают для контроля над Мёртвыми, довольно непродуманно. Это хорошо только для создания мулов и никого больше. Им хочется более умных рабов, вроде наших Оживающих. Тех, кого, как они думают, «создаёте» вы, — она мрачно улыбается. — Им хочется заполучить вашу магию, Джулез. Научите их вашим заклинаниям, и мы все сможем вернуться домой.