Пылающий камень (ч. 2)

Сильная Рука делает знак, его воины хватают жреца, а он, ни секунды не колеблясь, одним взмахом вскрывает ему грудь. В воздухе разносится пьянящий запах крови. Сильная Рука вонзает нож в сердце старика, тот бьется, пытаясь вырваться и произнести проклятие, но амулет защищает Сильную Руку и его сторонников от магии. У старика горлом бьет кровь, Сильная Рука подставляет кубок и наполняет его.

Только смерть может дать свободу от Мудроматерей, которые живут вечно, как скалы, как море. Их дети подобны каплям дождя, скатывающимся со скал в море.

Кубок наполняется, кровь начинает переливаться через край. Сильная Рука слышит вопль жреца:

— Нет, нет, он меня обманул!

Над чашей поднимается зеленоватый дым — это дух жреца, он свивается в кольца, потом вытягивается в спираль, из которой тянутся полосы, похожие на пальцы, — дух пытается найти для себя новое вместилище, но все вокруг защищены амулетом. Наконец зеленоватый туман над кубком рассеивается, и Сильная Рука отпивает глоток из чаши, а потом отдает солдатам, те пускают ее по кругу. Так дух жреца не сможет ни в кого вселиться и отомстить.

— Бросьте тело в море, — велит Сильная Рука, и его приказание тотчас исполняют.

Сильная Рука наклоняется через борт и переворачивает кубок, последняя капля крови срывается в море, над волнами разносится вопль ярости и бессилия: дух жреца ничего не может сделать со своим обидчиком. Сильная Рука чувствует, как от этого вопля натягивается и колеблется незримая нить, связывающая его с Аланом Генрихсоном, потом все затихает. Волны спокойно лижут борт корабля, весла опускаются на воду, парус ловит попутный ветер.

Откуда-то издалека доносится тоскливый крик чайки.

Он выпускает кубок из рук, и тот падает в море.

Гвоздь выпал из пальцев Алана, и тот, сжимая розу в другой руке, наклоняется за ним.

— Нет, нет, меня обманули! — слышит он.

Чей это голос? В комнате никого нет.

Таллия крепко спит.

Алан поднимает гвоздь и вместе с розой прячет его на груди под рубашкой.

2

С тех пор как в руки Росвите попало «Житие святой Радегунды», ей стали сниться странные сны. Она слышала голоса, говорящие с ней на языках, которых она не знала, на нее смотрели люди, которые на самом деле не были похожи на людей, — когда-то давным-давно они жили здесь, а потом исчезли. Но, уйдя навеки, они оставили послание своим потомкам, смысла которого она не могла понять. Перед глазами у нее мелькали незнакомые письмена, они то приближались, то отдалялись, но не становились понятнее ни на йоту.

— Мы спасены? — спрашивала она, но никто не отвечал ей. Стены кружились перед ее глазами, то и дело возникали невероятные картины, которые становились то яркими и четкими, то бледнели и пропадали вовсе.

— Успокойтесь, сестра. Вы больны.

Сначала ей показалось, что с ней говорит Теофану, потом она подумала, что это может быть и Фортунатус или старая монахиня, которая рассказала о Великом Разделении и втирала ей в грудь бальзам. Росвите скоро стало легче дышать, и она заснула.