Ханна проснулась от прикосновения. Она вскочила и столкнулась лбом с мужчиной, который поглаживал ее грудь.
— Ваше высочество! — воскликнула она и отпрянула в сторону.
С милой улыбкой Боян потер лоб. Ханна почувствовала запах вина.
— Милая белая девушка, — торжественно начал он.
— Боян! — Откинув полог шатра, появилась Сапиентия. Она стояла в одной сорочке и смотрела на мужа.
— Она проснулась! — радостно воскликнул Боян и вернулся в палатку.
Кинув раздраженный взгляд на Ханну, Сапиентия последовала за ним.
Служанки уже проснулись и поспешили к своей хозяйке, чуть позже они, хихикая, вышли из палатки, вынося ночной горшок. Ханна сочла, что лучше всего пойти с ними к реке и искупаться вместе со всеми. В лагере большинство солдат еще спали, но брат Брешиус уже проснулся и попросил Ханну пойти с ним. Она неохотно согласилась. Утром поле боя представляло собой ужасную картину: стервятники пировали на трупах, их никто не прогонял, мародеры грабили убитых. Ханна не смогла бы заставить себя прикоснуться к мертвецу, хотя ей очень приглянулся железный нож, заткнутый за пояс одного из убитых куманов. У него, как и у других, с пояса свисала мертвая голова — вероятно, для них подобный трофей служил талисманом. Вендийцы вырыли общую могилу и сложили в нее тела погибших товарищей, брат Брешиус прочел заупокойную молитву. Но то, что делали с телами своих соплеменников унгрийцы, было хуже любого мародерства.
Перед тем как предать тело земле, они уродовали труп: отрезали пальцы, выдергивали зубы и отрезали пряди волос. Затем тщательно заворачивали эти «сокровища» в тряпицы и уносили их вместе с оружием в лагерь.
— Зачем они это делают? — спросила Ханна, когда они со священником вернулись. — Разве они не могут похоронить своих по-человечески?
— Они верят, что частичка души живет в теле и после смерти. И каждый год зимой они сжигают останки своих родственников на огромном костре. Они верят, что только так души всех умерших в этом году уйдут на небо и не станут бесчинствовать в нашем мире.
— Разве они не верят, что их души уходят в Покои Света? Как же они могут поклоняться Господу и устраивать такое?
Брешиус улыбнулся:
— Ханна, Господь милостив, и нам надо быть терпимее. Мы все Его создания и посланы на землю для того, чтобы познать свое сердце, а не судить других.
— Ты не похож ни на одного из священников, с которыми я сталкивалась.
Ханна покраснела, вспомнив Хью.
Брешиус засмеялся. Ханна почувствовала, что этот монах может читать в ее сердце, как в открытой книге, но он не осудит ее.
— Все мы разные, но каждый должен найти в этом мире что-то свое.
— Я видела странный сон, — сказала она, чтобы сменить тему. — Мне снилось, будто я вошла в повозку матери Бояна, а юная принцесса сказала, что ее удача родилась во мне.
Он остановился как вкопанный и побледнел. В тот же миг Ханна почувствовала, словно что-то сжало ее горло, и с трудом произнесла следующие слова:
— Это всего лишь сон. Но я прекрасно поняла все, что они говорили.
— Не преуменьшай их силу, — хрипло сказал он. — И впредь никогда не заговаривай об этом. Они узнают.
— Как?
Он помотал головой, не желая отвечать. Ханна задумалась, никогда раньше она не видела, чтобы брат Брешиус вел себя так странно.
— Ну хорошо, тогда ответь мне на один вопрос. Что значит «pura»?
Священник покраснел.
— Pura, — наконец промолвил он, — на языке кераитов значит «лошадь».
— Тогда в моем сне кераитская принцесса сказала, что я найду мужчину, который станет ее лошадью.
Брешиус закрыл глаза, словно отгоняя какое-то воспоминание или, наоборот, стараясь отчетливее вспомнить что-то.