Пылающий камень (ч. 1)

Маленькие клешни уже обвили его ноги и тащат за собой вниз. Тело Первого Сына — слишком большая добыча для ледяных червей. В глазах лежащего виден страх, это единственный страх, который могут показать Дети Скал, не потеряв чести. Пятый Сын бросает камень на противоположную сторону площадки, чтобы отвлечь внимание червей, и устремляется к парализованному врагу, который видит его, но не может сопротивляться.

Он забирает у брата косы — его собственную и ту, которую он забрал у Седьмого Сына, — и снова бросает камень, перепрыгнув в безопасное место. Краски вокруг становятся тусклыми, заходит солнце, на небе появляются первые звезды. Он смотрит, как пески поглощают Первого Сына — тот теперь абсолютно беспомощен и останется таким еще долгое время. Жрецы говорят, что ледяные черви едят свою добычу или же ее ест то существо, которое они выращивают и охраняют.

Кто знает? Оттуда еще никто не возвращался.

Мудроматери не отвечают на этот вопрос.

Если верить жрецам (а никто не знает, правду ли они говорят: жрецам выгодно делать вид, что им ведомы такие вещи, о которых не знает больше никто), то может пройти тысяча лет, прежде чем живой камень, в который под действием яда превратился Первый Сын, переварится в гигантском желудке под землей. Тысяча лет — это срок жизни всех Детей Скал вместе взятых. Но тысяча лет — ничтожный срок для моря и ветра. Для скал тысяча лет — это одно движение пальца на руке Мудроматери. Звездам же тысячи лет не хватит даже для одной мысли.

Пятый Сын бросает перед собой камень за камнем и к рассвету ступает на твердую почву.

Издалека доносится пение Быстрых Дочерей — они пляшут на площадке для танцев.

Он считает косы: одна, две, три, четыре, пять. И шестая — его собственная — все еще на голове.

Он уходит с фьолла, чтобы возвестить о своей победе.

Когда Алан проснулся, оказалось, что он запутался в простынях и лежит в постели один. Он услышал, как молится Таллия.

Она торопливо произносила слова молитвы, словно боялась, что ей помешают договорить до конца. Начинало светать. Склонив голову, она стояла на коленях перед открытым окном в одной ночной рубашке.

Алан почувствовал, что его переполняет желание обладать этой женщиной. Он перевернулся на живот, но это не помогло. Горе проснулся, сладко зевнул и встал, готовый последовать за хозяином, куда он прикажет. Алан вскочил с кровати и выбежал из комнаты. Таллия не обратила на него внимания или, увлеченная своими молитвами, просто не заметила этого поспешного бегства. Таллия настаивала, чтобы оба они спали в нижнем белье, и сейчас он был даже рад этому. Возле монастырского домика для гостей, где они остановились на ночь, протекал ручей. В рассветном сумраке он добрался до воды и умылся. Холодная вода успокоила и освежила его. Потом Алан перепрыгнул через ручей и скрылся в кустах. Горе тихо зарычал. Он принюхался, потом начал энергично рыть лапами землю — собака очень любила жуков и сейчас поймала одного. В листве зашуршал ветер, начал накрапывать мелкий дождь. Грязный и замерзший Алан вернулся в комнату. Он уже достаточно восстановил душевное равновесие, чтобы сидеть на кровати, но встать на колени рядом с ней он так и не решился. К тому же Таллия могла молиться несколько часов подряд.